Стена Бурь

– Даже волки не могут задрать всех овец, а отчаявшееся стадо способно дать отпор. Нам и этими-то двумя островами нелегко управлять: приходится спать по ночам, кладя рядом с собой палицу. Как сможем мы удерживать всю империю Дара, даже если завоюем ее? Местные жители хитры и коварны, дочь моя. Не стоит недооценивать их.

– Тогда какой прок убеждать принца или императора сдаться?

– В лукавстве этих островитян не только заключается их сила, но одновременно и кроется коренной изъян. Если что и отличает дара, так это отсутствие дисциплины. Стоит мне бросить флаг в намеченную цель, и я могу быть уверен, что льуку атакуют ее без раздумий. Но жители Дара разобщены, трусливы и эгоистичны, они не способны упорно стремиться к достижению общей цели. Каждый из них норовит выбрать для себя самый легкий путь, предоставляя остальным выпутываться как знают. Система десятников, побуждающая дара надзирать за своими же собратьями в наших интересах, прекрасное тому доказательство. Если мы дадим знати и министрам императора предлог не сражаться против льуку, они с радостью за него ухватятся – более того, помогут нам пасти наше человеческое стадо подобно преданным гаринафинам.

– Ох, сколько же в тебе презрения к этим дикарям, отец.

– Это не презрение, а понимание. Мы хотим наслаждаться богатством, которое предоставляет нам Дара, но главный источник его богатства – люди. Если мы собрались пасти стадо, нужно определить тех особей, за кем готовы пойти остальные, и контролировать этих вожаков. Только таким образом небольшое число умелых пастухов способно держать в руках большое стадо.

– Да вот только воздействовать на тех вожаков, которых ты выбрал, у нас не получается, – возразила Танванаки. – Мы уже использовали все способы давления на старшего, да и младший не поддается ни угрозам, ни увещеваниям. Принц Тиму постоянно твердит про добродетель и потчует наших посланцев длинными цитатами из пыльных книг мудрецов.

– Я уже готов сдаться, – вздохнул пэкьу. – На худой конец, эти двое хотя бы пригодятся нам как живой щит до подхода подкрепления.

– Ладно, – сказала Танванаки, и холодная улыбка коснулась ее губ. – Остается еще один способ, который мы пока не испробовали.

* * *

– Эй, принц Дара!

Работавший в поле Тиму остановился, прикрыл глаза от солнца и посмотрел на нового эмиссара, присланного пэкьу Тенрьо. И удивился, увидев дочь пэкьу, принцессу льуку. Танванаки обращалась к нему, сидя на спине Корвы, своего скакуна-гаринафина. Чудище размером с гору ковыляло по краю соргового поля, подобное выползшему на берег крубену, давя колосья и сравнивая борозды с каждым шагом когтистых лап и взмахом гигантского хвоста.

Как ни странно, принцесса была не в излюбленном льуку наряде из меха и кожи; вместо этого она оделась и причесалась на манер женщин дара: шелковое платье, башмаки на деревянной подошве, волосы собраны в пучок, заколотый нефритовой булавкой.

Глядя на принцессу: тонкая белая кожа, блестящая на солнце; экзотические черты волевого лица в обрамлении светлых кос, – Тиму понял, что девушка очень красива, хотя никогда раньше не думал о ней в таком ключе.

– Ваше высочество, – вежливо сказал он и поклонился.

– Вслух ты, может, и произносишь «ваше высочество», но в душе наверняка называешь меня варваром, дикаркой, а то и еще как-нибудь похуже.

– Вовсе нет, – возразил Тиму, но покраснел.

Корва опустила шею к земле. Принцесса уверенно направилась по длинной живой рампе к Тиму и соскочила на землю, только когда оказалась в футе от него. Она заглянула юноше в глаза: они с Тиму были почти одного роста, и ей не пришлось задирать голову.

– Лжец.

Тиму слегка попятился.

– Что… что вы делаете?

– Не двигайся.

Танванаки шагнула вперед и, видя, как молодой человек от волнения задышал чаще, протянула руку и ласково взяла его за подбородок, а потом стала поворачивать его голову влево и вправо, разглядывая лицо. Принц сделался пунцовым и вырвался из ее хватки.

Он продолжал чувствовать горячее дыхание девушки, приправленное ароматом неведомых благовоний.

Выражение на лице Танванаки сделалось задумчивым, когда она смерила его взглядом с головы до ног, бормоча про себя:

– Фигура ничего… кожа чистая… слегка смугловат, но это его не портит… похоже, работа в поле пошла ему на пользу…

Тиму почувствовал крайнее смущение. Эта дикарка – вернее, принцесса льуку, поправился он про себя, – была совсем не похожа на придворных молодых женщин, с кем ему доводилось разговаривать. Ее прямота выбивала юношу из колеи, заставляла чувствовать себя глупо.

Он смущенно отвернулся, чтобы продолжить работу.

– Я с тобой еще не закончила, – заявила Танванаки властно. – И велю тебе стоять спокойно.

– Вашему высочеству следует прекратить играть со мной столь неподобающим образом, – процедил Тиму сквозь зубы. – Бесчестно унижать и пытать пленника.

– Кто сказал, что я тебя пытаю? – спросила Танванаки. Затем ее губы изогнулись в лукавой усмешке. – А тебе хотелось бы поиграть со мной?

Тиму держал губы плотно сжатыми. Принцесса сделала еще шаг вперед, и ее лицо оказалось всего лишь в нескольких дюймах от его лица.