Стена Бурь

Хотя Дзоми старалась покатиться, когда коснулась земли, она услышала, как кость в левой ноге хрустнула, а миг спустя ощутила укол острой боли. Она была не в силах пошевелиться. Не могла даже дышать. Луан отшвырнул шест и бросился было к Дзоми, но нога его подкосилась, и он упал на землю. Сэджи и Кэпулу кинулись к девушке, сорвали с ее ноги бесполезный теперь каркас, проворно сложили сломанные кости и зафиксировали перелом лубком.

Дзоми наконец-то достаточно оправилась от падения, чтобы втянуть в легкие воздух. И закричала от боли.

В небе шар продолжал подъем, люди снаружи гондолы орали и из последних сил цеплялись пальцами за плетеные борта. Ругательства графа долетали до них, подобно раскатам грома, слабея по мере того, как шар устремлялся дальше вверх, раскачиваемый порывами горячего ветра.

На локтях и одном колене Луан подполз к Дзоми, волоча за собой онемевшую ногу.

– Ну зачем ты совершила такую глупость, спрыгнув с шара? Почему не послушалась меня?

– Потому что ты обманул меня! – простонала Дзоми. – Ты даже ходить не мог, а мне велел лезть в корзину и доставить эту свинью в безопасное место. А он все равно сбросил старейшину Коми!

Когда Луан усаживался, пытаясь обнять и утихомирить ученицу, она стучала кулаками по его груди, по плечам, по рукам.

– Долг образованного человека…

– Ты врал! Ты собирался отослать меня прочь и умереть здесь! Отец покинул меня, дабы выполнить свой долг, но я никогда не оставлю ради этого того, кого люблю, что бы там ни говорили моралисты. Не оставлю, и все тут!

Луан не пытался защититься от ударов, которые градом сыпались на него. Спустя какое-то время Дзоми обеими руками обняла его за шею и расплакалась.

– Ах, Мими-тика, упрямое мое дитя. – Луан погладил ее по спине и вздохнул. – Помнишь, что я рассказывал тебе про поточников? Поток – это неотвратимое течение вселенной. Чтобы прожить жизнь приятно, нужно принять его и наслаждаться каждым текущим мгновением. Как у любого путешествия бывает конечный пункт, так и каждая жизнь должна подойти к концу. Мы словно дираны в бескрайнем море, серебристые полосы, мелькающие одна за другой в водной бездне, а потому следует ценить отведенное нам время.

– Я отказываюсь вести жизнь столь пассивную!

– Принять Поток – это вовсе не значит быть пассивным. Это значит понять, что во вселенной существует определенный баланс, конечный предел.

Дзоми подняла глаза и увидела, что на лице Луана застыло торжественное выражение.

– Есть время для яростных призывов Каны к оружию и время тихого призыва Рапы ко сну. Мне предстоит умереть здесь сегодня, но тебе – нет.

– Но почему? Почему ты думаешь, что непременно умрешь?

– Однажды я дал королю совет совершить предательство, ибо в тот момент считал это правильным поступком, и никогда не прощу себе, что в результате погибли люди… С тех пор я жаждал искупления. Знаки сказали, что сегодня мой последний день.

– Раз уж ты так веришь поточникам, то почему бы не допустить, что мы должны окончить наше путешествие вместе?

– Но ты совсем еще молода! Это было бы неправильно.

– По какому праву ты утверждаешь, будто знаешь пути Потока?

Луан хмыкнул.

– Я никогда не считал себя особо хорошим поточником, и, как вижу, в дебатах мне с тобой не тягаться.

Он крепче прижал к себе Дзоми, а та сильнее обняла его в ответ.

К этому времени рев огня стал настолько громким, что казалось, будто они угодили в «глаз» тайфуна. От густого дыма и пышущего жара все вокруг выглядело дрожащим и расплывчатым, как во сне.

Но Дзоми не разделяла фатализма Луана: она отказывалась поверить, что Поток, что бы под ним ни подразумевалось, желает их смерти. Учитель наверняка способен придумать какой-то выход.

– Предательство со стороны графа может быть знаком, что нам вовсе даже еще и не время умирать, – сказала она.

– Правда? – На миг глаза Луана, в которых отражался подступающий огонь, блеснули. – Но что мы можем сделать?

– Этот вопрос следует задать тебе!

– Поскольку никто из нас на утесы взобраться не сумеет, надо поторопить селян: пусть оставят нас как можно скорее.

Но обитатели деревни отказались покидать как старейшину Коми, так и Луана с Дзоми, и казалось, что теперь все вместе обречены погибнуть в надвигающемся пожаре. Пламя подступило так близко, что только узкая полоска леса отделяла его от поляны, на которой находились дома.

Крестьяне и старейшина Коми уселись полукругом близ Луана и Дзоми в позе мипа рари.

– Тиро, тиро, – провозгласил старейшина с умиротворенной улыбкой на лице.

– Тиро, тиро, – подхватили остальные и сцепили руки, образовав стену из плоти.

Поскольку Луан и Дзоми были гостями, жители деревни считали своим священным долгом защищать обоих, даже если их жертвоприношение могло замедлить огонь всего лишь на секунду.

Учитель и ученица склонили головы.

– «Все люди братья перед лицом сурового бескрайнего моря и яростных извергающихся вулканов», – сказал Луан, цитируя древнюю максиму моралистов.