Стена чудес (СИ)

Пятый опустил взгляд и покачал головой. Для него огромным шагом было уже то, что он снова коснулся клавиш. Он тосковал по игре, и сейчас его душа пела. Он упивался музыкой, и собственные муки теперь казались ему не такими страшными. Они тоже его вдохновляли.

Ему этого не хватало. Только здесь и сейчас, играя вместе с Куратором, он на самом деле понимал, что потерял, и как тяжело ему без музыки. Когда она не срывается с кончиков пальцев, и когда он не может тронуть ей других.

Может быть, в конце концов, все его друзья были правы.

Его жизнь слишком сильно была связана с музыкой, чтобы он мог так просто прекратить.

— Он снова завис. Миранда, потрогай его за меня.

Куратор коснулась его плеча, и Пятый вздрогнул.

— Что?

— Ничего. Мы обсуждаем, где в Париже самые вкусные крепы.

— О, это легко, — Пятый повёл плечом и поджал губы. — В любой блинной на Монмартре. Крепы моей бабушки Жозефин могли бы с ними потягаться, но только в прошлом.

— У тебя бабушка во Франции? — Долорес выгнула бровь.

— Была, — отозвался Пятый. — Мой отец был французским дирижёром, они с мамой так и познакомились.

— Твои родители были великолепными музыкантами. Так жаль, что они больше не с нами, — Куратор покачала головой и отодвинула чашку. — Особенно твоя матушка.

— Подождите, я быстро погуглю, чтобы поддержать разговор, — Долорес наклонилась к камере.

— Стой, необязательно, — Пятый вскинул руку. — Моя мама была первой скрипкой в оркестре, которым дирижировал отец. Между ними пробежала искра, они влюбились, поженились — и вот он я, — он расплылся в улыбке с ямочками и развёл руками.

— И ему не показалось, что называть ребёнка Симфонией №5 — странно?

— Нино был немного странным, — Куратор закинула ногу на ногу и подпёрла рукой щёку. — И вроде говорил, что это имя прекрасно подходит будущему музыкальному гению.

— Ему нравилось слово cinq, — уточнил Пятый.

— Ладно, ребята, ещё один вопрос. Или два. Вы же типа… были парой?

— Достаточно долго, — Куратор кивнула.

— И ты знала его родителей. И видела его младенцем?

— Нет, — Куратор скривилась и отпрянула, глянув на Пятого. — Когда Пятый родился, я как раз ушла в другой оркестр, и мы почти перестали общаться с его родителями, так что этот нос — кстати, нос у него отцовский, — я увидела впервые, когда ему был уже двадцать один год.

— Почти двадцать один.

— Даже если так, ты был уже достаточно взрослым, — Куратор потянулась к нему и провела рукой по волосам, но Пятый отпрянул. Она обречённо вздохнула. — Он такой недотрога. И тогда тоже был.

— Это непросто уложить в голове, — призналась Долорес. — Но круто, что вы остались друзьями. Несмотря ни на что.

— Удивительным образом, я остался друзьями со всеми своими бывшими.

— Хотя казалось бы. С твоим характером, — Куратор поморщилась. — Тебя очень сложно любить, — она посмотрела на Долорес. — Подумай об этом на досуге, Долорес.

— Нет, — Долорес хмыкнула и склонила голову набок. — По мне и так сойдёт.

— Так, дамы. Я, — Пятый шумно допил свой кофе, — всё ещё здесь.

Куратор с Долорес переглянулись. А потом, не сговариваясь, захохотали.

Эйфория прошла, как только он переступил порог собственной квартиры. Комната с зияющей пустотой вместо фортепиано и удушающим одиночеством вместо чьего-то постоянного присутствия.

«Думаешь, стоит завести животное? Кота. Или собаку», написал он Долорес первым делом. Бросил пиджак и сумку на диван, а сам сел на пол лицом к пробковой стене. И тут же откинулся назад — бионическая правая рука на животе, а настоящая левая откинута в сторону. Пол твёрдый, а в лучах солнца кружится пыль. Кончики пальцев шевельнулись, повторяя танец пылинок. Пятый нащупывал новую мелодию, ещё не до конца осознав, что теперь, без Куратора вместо правой руки, он нескоро сможет её сыграть.

А осознав, Пятый втянул через зубы воздух и прижал ладонь к глазам.

Осознание своей зависимости от чужих рук накатило болезненным спазмом. Он перевернулся на левый бок, отнял руку от лица и сжал её в бионической, едва не ломая те пальцы, которые посмели играть музыку пыли.

Весна подходила к концу, и за неё Пятый успел взлететь на крыльях надежды и рухнуть вниз.

Он пролежал так до наступления темноты. Лежал и смотрел, как полоса света становится насыщеннее и меньше. И лежал бы дальше, если бы телефон не начал трезвонить.

Пятый сморгнул пелену тоски и с трудом сел. Левая рука затекла, пальцы почти не слушались, но он всё равно смог ответить на вызов Долорес.

— Ты не послушал мои сообщения. Всё в порядке?

Пятый моргнул и качнул головой, хотя пока Долорес видела только потолок. Взял неживыми пальцами телефон и посмотрел на экран.

— Привет, — выдохнул он. — Нормально. Очень резко… всё оборвалось. Я вроде знал, что вернусь, а всё равно как-то… — он зажмурился и не стал договаривать. — Что ты ответила про собаку?

— Что тебе рано, — ответила Долорес. — И я даже не уверена, что тебе вообще можно доверить животное.

— Знаешь, — хмыкнул Пятый, глядя на неё из-под чёлки. — Пока я не съездил к Миранде, я не понимал, насколько мне одиноко и больно.

— Я знаю, — Долорес кивнула. — Это пройдёт.

— Со временем. Я знаю.