Стена плача

– Нет, Зайка, что ты. Просто только что, по пути, чуть не поцеловался с «Газелью». Водитель за рулем то ли пьяный в дупель, то ли совсем зеленый. Прет, не глядя, по встречной, лоб в лоб, я едва вырулил.

– Господи, вот еще не хватало. – Ася перекрестилась на икону в углу. – Идем, я тебя покормлю. Там Нинюся котлеты спалила, но ничего, есть можно. А на гарнир картошка и салат.

– Зайка, я не хочу.

– Не будешь ужинать? Но ты же голодный, они ведь тебя там не кормили.

– Кормили, слегка. Мне хватило. – Сергей осторожно отодвинул Асю в сторону и скрылся в ванной. Громко зашумела вода.

Ася подождала немного, но Сергей не выходил. Она вернулась на кухню.

Степка лениво ковырял вилкой в развороченной котлете.

– Папа вернулся?

– Да. Ты так ничего и не съел.

– Неправда, я ел. А это не жуется.

– Дай сюда. – Ася резким движением вытащила тарелку у него из-под носа, счистила объедки в миску, предназначенную для соседской эрдельтерьерши. – Пей свой кисель и иди убирай игрушки. Скоро спать ложиться, а у тебя в комнате ни пройти ни проехать.

– Да иду я, иду, – Нинюсиным тоном проворчал Степка. – Ты чего такая злая?

– Я злая? – Ася застыла возле раковины. – С чего ты взял?

– У тебя лицо такое, – Степка скорчил уморительную физиономию. – И голос… грубый, как у волка.

Ася улыбнулась.

– Степушка, я не злая. Просто волновалась: Нинюся приболела, папы долго не было. Иди к себе, я скоро приду, посуду только приберу.

– Угу. – Степка скрылся в коридоре.

Ася убрала кастрюли в холодильник, ополоснула тарелки и чашки, аккуратно составила их на полку. В отдалении хлопнула дверь ванной.

– Сереж! – крикнула Ася. – Чаю-то хоть тебе налить? С мармеладом.

– Потом.

Она пожала плечами. Заверещал телефон.

– Да, – сказал Сергей. – Да, сейчас. Иди, тебя Кристя.

Ася бросила взгляд на часы – только десять минут девятого.

– Я с ней из спальни поговорю, – сказала она Сергею.

– Говори откуда хочешь, мне без разницы.

Ася бегом пронеслась мимо него по коридору и, плотно прикрыв дверь спальни, сняла трубку с параллельного телефона.

– Ты уже пришла?

– Только что. Что ты хотела? – Голос у Кристины был усталый и какой-то бесцветный. Непривычный.

– Кристя, ты не в настроении? Может, перенесем нашу беседу на завтра?

– Нет, все о’кей. Я тебя внимательно слушаю.

– Кристя, я сегодня была идиоткой.

– Ты уже давно идиотка, – спокойно заметила та.

– Нет. Кристя, нет, все не так. Прости, я не могу быть с тобой до конца откровенной…

– Что ты называешь откровенностью? Молчишь, стиснув зубы, как партизан, изъясняешься загадками, чахнешь на глазах и хочешь убедить в том, что целиком и полностью мне доверяешь? Извини, подруга!

– Это ты извини. Я… мне вовсе не так плохо, как могло сегодня показаться. Вообще… у меня все хорошо, просто здорово.

– Ты за этим мне звонила? Чтобы успокоить?

– Да, за этим. Когда-нибудь я тебе… потом, попозже…

– Ой, ладно, не нужны мне твои секреты, – нарочито-равнодушным тоном проговорила Кристина. – Главное, больше так не реви и постарайся поправиться хотя бы на пару килограммов.

– Обязательно. – Ася засмеялась. – Ты точно не злишься на меня?

– Аська, ты дура. Чего мне злиться? У меня слишком много своих собственных проблем, чтобы рваться разрешать чужие. Прости, я устала, пойду приму душ и лягу пораньше. Приятных тебе сновидений.

– И тебе так же.

Ася покинула спальню и на цыпочках зашла в детскую. Нинюся тихонько похрапывала на диванчике в углу, Степка возился в груде наваленных на полу игрушек.

– Так и не убрал. – Ася укоризненно покачала головой.

– Ну сейчас, – шепотом сказал Степка. – Дом дострою и сразу все соберу. Мы завтра с утра пойдем?

– Да. Часов в одиннадцать.

– А обедать где будем? – Он с надеждой вскинул на нее глаза. – Можно в кафе?

– Можно. При условии, что ты немедленно станешь человеком и начнешь за собой убирать.

– Да-да-да, – скороговоркой пробормотал Степка и принялся швырять в коробку игрушки.

26

Он снова, в сотый раз, видел во сне взрыв. Страшный удар, толчок, а дальше мертвая тишина. Боли нет, нет вообще никаких ощущений, только неподвижность, чернота, глухота.

Потом он почувствовал, как чьи-то прохладные руки касаются его лба. Негромкий, мягкий голос уговаривал ласково, но настойчиво:

– Ничего. Потерпи. Сейчас станет легче. Сейчас.

Голос принадлежал Жене. И не только голос – постепенно Алексей начинал различать во тьме ее лицо, ослепительно юное, красивое. Высокие скулы, широко, по-кошачьи, расставленные глаза, чуть приподнятые к вискам, тугие розовые губы.

Она улыбалась, знакомым движением откидывая со щеки непослушную темную прядь.

– Же-ня… – Оказалось, произнести два эти коротких слога безумно трудно, но у него получилось. Он будто со стороны услышал свой голос, очень слабый и хриплый. – Же-ня…

– Тихо. Не двигайся. Тебе нельзя двигаться. Лежи. Спи.

Алексей послушно закрыл глаза и… проснулся.

Первые мгновения он не понимал, что происходит. Тело точно парализовало, комната плавала в туманно-разноцветном мареве, ныло раненое плечо, хотя раны были пустяковые и беспокоили редко.

Потом сознание начало понемногу проясняться.