Стас со своими искусственными матками и плацентами, хорионами и пуповинами и всей своей плодоносной кухней едва поспевал за усердно работающей Аней. Глядя на нее со стороны, нельзя было ею не любоваться. Прежде, чем поместить свеженькую зиготу в стенку такой матки, Юра тщательно изучал ее, зиготы, жизнеспособность по сиянию ауры. Эти огромные клетки, хранящие теперь ядра наших первенцев, плыли по фиолетовому полю экрана, как путеводные звезды по вечернему небосклону, и мы, как волхвы, устремились за ними в неизведанный новый мир с огромной надеждой на наших глазах сбывающейся мечты. Юра и сам был заворожен таким необычным удивительным зрелищем, выглядел торжественным и счастливым. Все зиготы светились по-разному, и это было в порядке вещей - каждая несла свой, так сказать, запас индивидуальности, но все они светились, сияли, блистали во всей красе своими жизненными красками, кружась в своем первом вальсе, смеясь и сверкая. В этом празднике рождества новой жизни Аня безоговорочно преуспела. Это, несомненно, ее заслуга, что наши клеточки задышали, заговорили, отвечая на наши вопросы. Ее и только ее. Все это понимали и Аня, может быть, впервые за многие годы была горда тем, что стала причастной к деяниям мирового значения, о масштабности которых в тот момент можно было только догадываться. Так глаза ее не блестели ни в Париже, когда мы бродили по Булонскому лесу, ни в том далеком счастливом, сверкающем молодостью подвале бани, когда она была по уши влюблена в меня...
- И Аня, и Юра, - продолжаю я, - с особой тщательностью относились к своему делу, и по всему было видно, что эта работа доставляет им огромное наслаждение. Каждый шаг, каждое их движение были выверены и грациозны, и можно было смело говорить, что их геномы (и они это признавали!) реализовались вполне. Так вот в чем смысл их жизни! Они светились, их глаза сверкали, они были счастливы. И было от чего: ведь мы совершили паломничество в неизведанную страну Творения. И та Анина угроза, когда мы с ней остались вдвоем («я надеюсь, у тебя хватит мужества признать, что твоя Пирамида может и не состояться»), мне казалось, вскоре забудется. Но утром при встрече Аня задала мне новый вопрос:
- И какой же стиль отношений ты теперь мне предлагаешь? - спросила она, когда мы встретились.
Если бы я мог знать! Но не мог же я разорваться!
О Тине я старался не думать. Я давно уже возвёл её в ранг Мастера, а сам прикинулся Маргаритой! Чтобы Мастер диктовал мне свои доводы и предложения... Свои наставления. Да хотя бы притчи, а что?! Кто-то ведь должен диктовать! Бог дал мне Тину! Так давно повелось в мире - кто-то Цезарь, а кто-то его Брут, кто-то Иисус, а кто-то Его Иуда... (или Его Магдалина), Македонский и Диоген... Дон-Кихот и Санчо Панса, Гаргантюа и Пантагрюэль... Мир пар! Пары мира! Ромео и Джульетта, Юнона и Авось... Да хоть тот же Галкин со своей Аллой! («Если бы не ты... Не ты... Не тыыыы...». Ах ты, Господи, Боже мой!).
А мы с Тиной? Чем мы не пара?
Тина - Мастер? Дурацкий вопрос! Я и подался, и подвинулся в Маргариты, чтобы время от времени слышать её... Вдруг её голос:
«По поводу Маргариты - еще раз наденешь юбку и будешь строить свою Пирамиду сам!».
О, Святая Мария!..
Сам!..
Да как же я - сам?!. Сам я - ничто... И Ты это точно знаешь!
- Я, что ли, - знаю? - спрашивает Лена.
- И ты тоже...
Сам!
«Топить в просторном просмолённом доме печь. Беречь тепло, слова, дрова и свечи. Ещё патроны надо поберечь. Иначе от тоски отбиться нечем...».
В ожидании Тины я законопатил все щели, просмолил и стены, и пол, и потолок, чтобы беречь и тепло, и слова, и дрова, и свечи... И приобрёл двустволку (калибр - 20. Вес 2,75 кг. Длина стволов - 725 мм, сверловка: правый ствол цилиндр с напором; левый - чок, длина патронника 70 мм, стволы не хромировались. Диаметр бойка 2,5 мм. Усилие спуска: передний спусковой крючок 2,75 кг; задний - 3,0 кг.), ящик патронов... Пристрелял прицел...
Чтобы точнёхонько бить в десятку, отбиваясь от тоски...
В ожидании Тины...
Сберегая для неё и тепло, и свечи...
И целый ворох совершенно непознанных, неизведанных слов...
Живя ожиданием...
Ба-бах!..
Раз уж я тебя оживил...
Глава 29
- Знаешь, - говорит Юлия, - твой Фукуяма, торжественно возвестивший лет пять тому назад о конце истории, недавно заявил, что говоря о конце истории, он имел в виду не совершившийся факт, а то, что ждет нас в ближайшем будущем. „Началась ли история опять?»- спрашивает сегодня он.
- Началась ли? - спрашиваю я.
- Либерализм, демократию и рынок он объявляет универсальными ценностями планетарного масштаба...
- Очередная сказка, - говорю я, - о бесконфликтном будущем человечества... Сегодня в моде уже Хантингтон. Он делит человечество на цивилизации по первичному признаку этно-конфессиональной идентичности и утверждает, что цивилизации обречены на конфликты.
- Все эти рамзесы и хаммурапи, платоны и аристотели, македонские и цезари, макиавелли и монтескье, оуэны, мальтусы, локки, фитхе и беркли, гегели и гоголи, кьеркегоры и канты, фрейды и фроммы, все эти марксы-энгельсы-ленины-сталины, все эти...