Стенание

Я разогнулся. Мое разбитое лицо пульсировало болью, и я медленно поднял взгляд на Генриха VIII. Бледное обрюзгшее лицо правителя покрывали морщины, и оно выражало страдание и усталость, а его борода – седая, как и волосы, – была реденькой и тонкой, словно паутина. Его огромная туша с трудом втиснулась в шелковые подлокотники кресла, а перевязанные ноги раздулись по краям тугих повязок. Но какой бы гротескной и жалкой ни казалась фигура короля, взгляд Генриха оставался по-прежнему устрашающим. Хотя на висевшем на стене портрете самыми ужасными казались глаза монарха, однако на самом деле страшнее всего был маленький рот его величества со сжатыми губами, прямыми и твердыми, как лезвие, между толстыми обвислыми щеками – злой, безжалостный. От взгляда на него у меня вдруг все поплыло перед глазами, как будто бы это происходило не на самом деле, а в каком-то кошмаре. Я почувствовал себя странно оторванным от мира, у меня на мгновение закружилась голова, и я снова подумал, что сейчас лишусь чувств. А потом перед моим мысленным взором опять возникла взлетающая в воздух рука Барака, вся в брызгах крови, и я конвульсивно дернулся.

Король еще некоторое время не отрывал от меня глаз, после чего повернулся и махнул рукой Соммерсу и стражнику:

– Уилл, наполни мой кубок и убирайся вместе со стражником. Два горбуна сразу – это слишком.

Шут налил из фляги вина, а обезьянка с привычной легкостью припала к его плечу. Генрих поднес кубок к губам, и я мельком заметил его серые зубы.

– Божья смерть, – пробормотал он, – эта вечная жажда…

Соммерс и стражник вышли и тихо закрыли за собой дверь. Я быстро взглянул на Пейджета, и он в ответ тоже посмотрел на меня своим бесстрастным пустым взглядом. Глаза короля снова нацелились на меня, и он проговорил с тихой угрозой в голосе:

– Итак, мастер Шардлейк, я слышал, что ты проводил время с моей женой.

– Нет, ваше величество, нет! – Я заметил панику в собственном голосе. – Я просто помогал ей разыскать…

– Разыскать что? Уж не это ли? – Генрих с трудом протянул руку к столу позади себя, и его на удивление тонкие пальцы схватили стопку листов.

Он снова повернул свою тушу ко мне и показал бумаги. Я увидел почерк королевы на разорванной первой странице, той самой, клочок которой остался в пальцах умирающего Грининга. «Стенание грешницы».

Я почувствовал, как пол уходит у меня из-под ног, и снова, в который уже раз, едва не упал в обморок, однако сумел сделать глубокий вдох. Король смотрел на меня в ожидании ответа, сжав свой маленький рот.

Тут стоявший рядом со мной Пейджет проговорил:

– Естественно, мастер Шардлейк, узнав от своего шпиона в кружке анабаптистов, что они выкрали написанную королевой книгу, я сразу же сообщил об этом его величеству. Он велел принести сие сочинение ему, а секту уничтожить. Рукопись все это время находилась здесь.

Я с глупым видом уставился на книгу. Значит, все наши усилия, долгие месяцы тревоги и страха, как и то, что случилось с Бараком сегодня вечером, – все это было напрасно… Король с самого начала держал рукопись у себя. Узнав правду, я должен был прийти в ярость, но в присутствии Генриха не было места никаким эмоциям, кроме страха. Он ткнул в меня пальцем, и его голос захрипел гневом:

– В прошлом году, Шардлейк, мы с королевой были в Портсмуте, и я увидел тебя среди толпы, когда въезжал в город.

Я в изумлении поднял на него глаза. А Генрих продолжал:

– Да, и я запомнил тебя, как запоминаю всех, на кого имею причину смотреть с недовольством. Помнится, однажды тебе уже не удалось найти украденные бумаги. Дело было в Йорке, пять лет тому назад.

Я судорожно сглотнул. Тогда король публично оскорбил меня. Однако он мог сделать кое-что и похуже, если бы узнал, что я все-таки разыскал тот тайник с документами, но счел за благо их уничтожить. Я посмотрел на его величество в иррациональном страхе, что эти пронзительные глаза могут прочесть все мои мысли, увидеть то, что я натворил в Йорке, и даже угадать мои недавние мятежные мысли о вере анабаптистов.

Гнев в голосе правителя усилился:

– Божья кровь! Отвечай своему королю, негодяй!

– Я… я очень сожалею, что огорчил вас, ваше величество. – Это прозвучало трусливо и жалко.

– Еще бы не сожалеть! И когда я увидел тебя в прошлом году в Портсмуте, где тебе абсолютно нечего было делать, то велел Пейджету разобраться и узнал, что ты заходил к моей жене в Портчестерский замок. И что выполнял для нее поручения юридического характера. Я позволял это, мастер Шардлейк, ибо знаю, что когда-то, еще до нашей женитьбы, ты спас Екатерине жизнь. – Генрих медленно наклонил голову. – Да, Кранмер потом рассказал мне об этом. – Его тон сразу смягчился, и я понял, что король и в самом деле любит свою супругу. И тем не менее все эти месяцы он пользовался ею как инструментом в своих политических махинациях, заставлял бедную женщину постоянно испытывать страх за свою жизнь.

Затем голос его величества снова ожесточился: