Стенание

— Нет, нет! Это ложь! Мой хозяин — хороший человек!

Лич поднял документ над головой, так что Тимоти было не достать его, а помощник схватил его за ворот и слегка приподнял. Подросток стал задыхаться, и страж порядка снова опустил его на землю, продолжая крепко держать за локоть:

— Больше не делай этого, парень, а то задушу!

Я посмотрел на остальных своих слуг. Агнесса и Джозефина стояли, испуганно вытаращив глаза и ухватившись друг за друга.

— Я думала, охота на людей уже закончилась, — прошептала миссис Броккет.

Мартин безучастно смотрел перед собой.

Лич обратился ко мне:

— Я проведу обыск, пока вы одеваетесь.

Его тон оставался ровным, официальным и осуждающим, хотя я чувствовал, что ему не доставляет удовольствия унижать человека моего положения. Он избегал смотреть мне в глаза.

Я впустил констебля. По крайней мере, на этот счет у меня не было опасений: все запрещенные книги из последнего списка я сжег несколько недель назад, а никаких записей, связанных с поисками «Стенания грешницы», в доме не было. Констебль послал одного из своих людей проследить, как я одеваюсь. Когда я застегивал пуговицы и завязывал шнурки, мои пальцы дрожали. Я попытался успокоиться и подумать. Кто это сделал и зачем? Является ли это частью заговора против королевы Екатерины? Когда меня бросили в Тауэр пять лет назад по обвинению в измене, состряпанному Ричардом Ричем, меня выручил архиепископ Кранмер. Сможет ли королева помочь мне теперь? Я надел летний камзол, приготовленный, как обычно, Мартином с вечера, и шагнул за дверь.

Мои слуги по-прежнему стояли в прихожей — Джозефина обхватила руками плачущего Тимоти, и я инстинктивно обратился к ней, а не к эконому. Я сжал ее кисть и сказал:

— Немедленно пойди в дом Джека Барака и расскажи, что случилось. Помнишь, где это? Ты носила туда записки.

Руки девушки дрожали, но она совладала с собой.

— Будет сделано, сэр, сейчас же.

— Спасибо. — Я повернулся к констеблю, стараясь сохранить остатки достоинства. — Пошли, приятель. Как я понимаю, мы пойдем пешком.

— Да, — ответил Лич сурово, как будто я уже был признан виновным.

Тут подал голос Мартин Броккет — он заявил осуждающим тоном:

— Мастеру Шардлейку должно быть позволено ехать верхом. Джентльмена не положено вести по улицам Лондона, как обычного мещанина. Так не подобает.

Похоже, эконома больше заботило нарушение этикета, чем сам арест.

— Нам велено доставить арестованного пешком, — возразил Генри.

— Тут уж ничего не поделаешь, Мартин, — мягко сказал я и повернулся к Личу. — Вперед!

Мы шли по улицам. Слава богу, людей было мало, хотя они и смотрели испуганно, когда мы проходили мимо: впереди Генри в форме констебля, а по бокам — его здоровенные помощники с дубинами. Арест джентльмена, сержанта юстиции, случался нечасто, и было не вредно показать меня людям как напоминание, что все мы, невзирая на чины и положение, подчинены воле короля.

Мы вошли в Тауэр через главные ворота, и констебль оставил меня с двумя местными стражниками в красных мундирах. Лезвия их алебард были наточены, как бритва, а на отполированной стали шлемов сияло восходящее солнце. Мне вспомнился спазм страха, который я испытал, когда явился сюда несколько недель назад вместе с лордом Парром на встречу с Эдмундом Уолсингемом. Теперь мне снова выпала участь, столь пугавшая всех, — прийти в Тауэр под конвоем в качестве узника. Когда меня вели через подстриженную лужайку внутреннего двора к Белой башне, земля словно бы качалась у меня под ногами. Вдали слышались рев и скуление — это в зверинце кормили животных.

Я взял себя в руки и повернулся к ближайшему стражнику, неимоверно высокому, плотного сложения молодому парню со светлыми волосами под стальным шлемом, и спросил:

— Что теперь будет?

— Вас хочет видеть сэр Эдмунд.

Во мне затеплилась надежда. Уолсингем был другом лорда Парра, — возможно, я смогу послать ему весточку.

Меня провели через большой зал, а потом — вверх по лестнице. Сэр Эдмунд был занят, и мне пришлось подождать около часа в запертой каморке с видом на летнюю лужайку, сидя на жесткой лавке и собираясь с мыслями. Потом появился другой стражник и коротко сказал, что сэр Уолсингем освободился.

Пожилой констебль Тауэра сидел за своим рабочим столом. Он строго посмотрел на меня и потеребил кончик белой бороды.

— Печально видеть вас снова при таких обстоятельствах, мастер Шардлейк, — проговорил он сурово.

— Сэр Эдмунд, — ответил я, — я не еретик. Не знаю, что случилось, но я должен сообщить лорду Парру, что попал сюда.

— Лорд Парр не может вмешиваться в подобного рода дела, как и никто другой, — раздраженно заметил Уолсингем. — Вас привели сюда по решению королевского Тайного совета, чтобы вы ответили на их вопросы. А лорд Парр не входит в этот орган.

Я в отчаянии попытался переубедить его:

— Но брат королевы граф Эссекс — член Тайного совета. А я всего четыре дня назад говорил с ее величеством. Я не виновен ни в каких преступлениях.

Эдмунд со вздохом покачал головой: