— Я ничего не сделал, сэр. Но, как вы говорите, из-за прошлого моей семьи все думают, что я из тех, кто шпионит за реформаторами. Хотя лорд Парр и королева знают, что моя семья лишь хочет жить тихо и верно служить ей. Но после того как я поступил во дворец… — Он опять замялся в нерешительности. — В общем, один человек подходил ко мне, дважды, и спрашивал, не соглашусь ли я следить за королевой, подмечать всякие мелочи и сообщать их тем, кто, по его словам, служит истинной вере. Я отказался, клянусь…
Юноша уставился на меня, и вид у него при этом был жалкий. Его лицо распухло от слез, и я вдруг понял, как выгляжу в глазах невинного мальчика, ступившего в эту позолоченную, прекрасную выгребную яму.
— Ты доложил об этом вышестоящим? Лорду Парру?
— Нет, сэр, я не посмел. Тот человек, он… напугал меня.
— Когда это случилось?
— Как только я поступил на службу, прошлой осенью. А потом это повторилось снова, в апреле, когда началась охота на еретиков.
— Оба раза к тебе подходил один и тот же человек?
— Да, и я не знаю, кто он такой и откуда взялся. Я поделился с одним из пажей, и тот сказал, что такое бывает, когда впервые появляешься при дворе, и если хочешь уберечь свою шкуру, то лучше всего отказаться. Мой товарищ пояснил, что обычно подсылают кого-нибудь неизвестного во дворце, допустим слугу кого-то из влиятельных персон.
— Этот человек не назвал тебе своего имени?
— Нет, сэр. Сперва он подошел ко мне на улице. А во второй раз ждал меня возле дома, в котором я бываю. Что-то в его лице напугало меня. — Мальчик потупился, стыдясь своей слабости.
— Можешь его описать?
Линли снова поднял на меня глаза и покорно начал перечислять приметы:
— Лет двадцати пяти, худой, но жилистый и сильный. Одежда на нем была дешевая, но говорил он как джентльмен. Помню, что у него не хватало половины уха, как будто ему отрубили его в бою. — Гарет содрогнулся.
Сердце мое ёкнуло. Отрублено пол-уха, как и у одного из тех, кого спугнул Элиас, когда злоумышленники в первый раз пытались проникнуть в типографию. Я постарался не выказать своего возбуждения, а паж продолжил:
— Оба раза он говорил, что если я соглашусь шпионить за королевой, то заслужу благодарность очень значительной персоны, что этот человек щедро наградит меня и поможет сделать карьеру при дворе.
— Что ж, весьма заманчивая перспектива, — заметил я.
— Нет, меня это не привлекает. — Гарет отчаянно замотал головой. — Теперь я хочу лишь одного: как можно скорее убраться отсюда.
— Ты правильно сделал, что сказал мне. — Я попытался успокоить юношу. — Тебе нечего бояться. Скажи, а потом, после того как ты отказал этому человеку во второй раз, ты видел его снова?
— Нет, сэр, более уже никогда. Видимо, он понял, что искушать меня бесполезно, и отступил. Я бы хотел уехать домой, к своей семье, сэр, — добавил парень упавшим голосом. — Доброе имя дороже всего.
— Думаю, это можно устроить.
Гарет шелковым рукавом вытер лицо. Я мог только посочувствовать его слабости. Окажись я сам на его месте в этом возрасте, моя реакция, вероятно, была бы точно такой же. Я отпустил юношу и, оставшись в одиночестве в кабинете лорда Парра, подумал: «Наконец-то появилась хоть какая-то ниточка!»
Глава 11
Мэри Оделл оказалась белокурой женщиной чуть за тридцать, высокой и полной. На ней было черное шелковое платье, а на светлых волосах — шляпка со значком королевы. Черты лица ее отличались мягкостью, и во всем ее облике сквозило что-то материнское, хотя она и не носила обручального кольца. Зеленые глаза Мэри смотрели остро и настороженно. Я встал и, поклонившись, предложил даме сесть. Она села, сложив руки на коленях, и стала с любопытством и, как мне показалось, с некоторым удивлением разглядывать собеседника.
— Сержант Мэтью Шардлейк, — представился я.
— Я знаю, сэр. Королева рассказывала о вас. Она считает вас честным и очень умным человеком.
Я почувствовал, что краснею.
— Простите, что побеспокоил вас, миссис Оделл, но я должен поговорить со всеми, кто был в покоях королевы в тот вечер, когда украли перстень.
— Разумеется. Ее величество просила меня всячески помогать вам, сэр.
— Лорд Парр говорит, что вы уже какое-то время служите горничной и являетесь подругой королевы.
— Мы состоим в родстве. Я знала ее величество еще до того, как она стала королевой. — Мэри Оделл чуть заметно улыбнулась, искренне и весело, как часто улыбалась сама королева в более счастливые дни. — Хорошо быть в подчинении у человека, достигшего такого высокого положения. — Она немного помолчала, а потом продолжила уже серьезным тоном: — Но моя преданность ее величеству гораздо глубже, чем просто благодарность за должность при дворе. Она дарит мне свое доверие и дружбу, и я готова умереть за нее: поверьте, это не просто слова. — Миссис Оделл глубоко вздохнула. — Королева рассказывала мне о многом, что случилось в последние месяцы. О своих… бедах.
— Понимаю.
«Но уж конечно, Екатерина не рассказывала верной Мэри о „Стенании грешницы“. Это было бы слишком опасно», — подумал я.
Оделл с лукавым видом посмотрела на меня: