Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ (СИ)

Солдатский разговорный — это тот язык, которым Ривалд владел лучше всего. Можно сказать — родной диалект, используемый в совершенстве. А как же иначе? Покойный батюшка Ривалда, городской стражник в городе Хейден, только на этом диалекте и разговаривал. А матушка, которая, к слову, частенько поколачивала пьяного муженька, в способе выражения собственных мыслей тоже не стеснялась. Поэтому забористо формулировать свои мысли Ривалд научился гораздо раньше, чем его стала интересовать прямая сексуальная суть используемых слов.

— Это все очень содержательно, Ривалд, — вступил в разговор Орест. На выходах он обычно брал на себя перевязки и другую лекарскую заботу. — Но может, давай, я ногу посмотрю? Может, жало какое осталось?

— Нечего там смотреть, уже почти отпустило, — взбодрился Ривалд и, выбив из сапога песок, поспешно нацепил его. — Сейчас, из второго сапога песок высыплю и пойдем.

— Отлично, егеря. Тогда — ходу!

* * *

Взбираясь по долгому пологому склону, егеря дружно костерили собственное любопытство, заставившее спуститься и потрогать песок Степи. Тревожное ожидание возможной погони делало томительный подъем еще неприятнее, иллюзия сверлящего спину взгляда не пропадала. И только добравшись до гребня и бросив последний взгляд на бескрайнее песчаное море, удалось слегка сбросить напряжение.

Товарищи поначалу с тревогой посматривали на Ривалда, но тот почти сразу вернулся к «нормальному цвету» и при подъеме шагал бодро, не прихрамывал и не отставал. Убедившись в этом, Больц и Орест выбросили инцидент из головы. Ривалд, судя по всему, поступил точно так же, как только напялил сапог.

Двигались со всей возможной скоростью, и на траверсе следующей долинки им улыбнулась удача: мимо них прошуршала короткая осыпь камней, на одном из которых беспомощно балансировал козленок. В конце концов, он совершил короткий полет, попытался встать, но тут же, жалобно мекая, свалился. Взрослые козлы, увидев людей, стремительно сбежали. Егерям оставалось только спуститься и добить раненое животное. Шли по дну долины до самой темноты, найдя убежище в купе изломанных высокогорьем карликовых хвойных деревьев. Назвать это недоразумение «рощей» язык не поворачивался.

Нашелся и сухостой и валежник. Впервые за почти десять дней поели горячего, мясного и досыта. Первую стражу традиционно стал Орест, за ним — Ривалд, «собачью», как всегда, взял Больц.

Ривалд разбудил Больца задолго до обычного времени.

— Слушай, старшой, мне совсем худо, — прошептал он. — В груди будто грызет что-то. Я б потерпел, но чую — выключаюсь. А ежели я отключусь, какой с меня дозорный…

В темноте лица Ривалда было не видно, но Больц стал обуваться. Зная Ривалда много лет, Больц ни на секунду не усомнился в его словах. Гордец Ривалд скорее сдох бы, чем признался товарищам в собственной слабости. Чтоб он попросил сменить его с поста — ему должно быть совсем плохо.

* * *

Задолго до полудня стало ясно, что Ривалду не полегчает. Он лежал, скрутившись в комок и обхватив руками живот, натужно дышал. Искусанные губы говорили о том, каких сил ему стоило молчать, не стонать и не орать в голос. К болям в груди присоединились боли в животе. Дыхания не хватало, вокруг губ и под ногтями разлилась зловещая синева, лицо бледное, с лихорадочными пятнами румянца. Жара не было, от воды и от еды он отказывался.

Когда он забылся коротким сном изнеможения, Больц и Орест, не сговариваясь, отошли чуть в сторонку.

— Что думаешь? — спросил Больц.

— Меня такому не учили, — ответил Орест. — Я ж не целитель. Так, рану перевязать…

— А думаешь что?

— А думаю, старшой, что у нас две проблемы — Ривалд и погоня. Поэтому вариант только один — разделиться. Вон видишь, скальный козырек? Надо туда затащить Ривалда. Я останусь с ним. Оттуда я с луком буду контролировать проход. До темноты продержусь точно. Живым в плен не дамся, и Ривалда не отдам. Даст Единый, не будет погони, Ривалду полегчает — пойдем вслед за тобой. Нет — значит, нет. Останемся здесь — ляжем все и дела не сделаем.

Больц даже не повернул голову на указанный скальный выступ. Он тоже давно его приметил. И тоже не видел иного выхода. Но остаться собирался сам.

— Согласен. Но остаюсь я.

— Не глупи, — мягко возразил Орест. — Я тут за лекаря, во-первых. А во-вторых, с луком я получше буду, ты же знаешь…

— Ну уж, получше, — буркнул Больц. — Тут еще бабушка надвое сказала…

— Не спорь. Помогаешь нам с Ривалдом забраться в укрытие и уходишь. Дойдешь до наших — пошлешь помощь…

Солнце только забралось в зенит, когда Больц покинул долинку…

* * *

Ривалд очнулся в закатный час. Край светила уже коснулся верхушек гор на дальней стороне ущелья.

— Где мы? — хрипло спросил он.

— В укрытии, — коротко ответил Орест. Он был предельно сосредоточен. Так сосредоточены бывают люди, принявшие решение умереть и осознанно шагнувшие навстречу верной смерти. А потому он был абсолютно спокоен. В его голосе звучало не просто участие, а даже не свойственная мужским отношениям ласка: «Как ты?»

— Я? — Ривалд попытался усмехнуться. Получилось плохо. — Я умираю, братка. Где Больц?