Степь. Кровь первая. Арии (СИ)

Дануха упала на пол. Елейка уже ползла на корячках вдоль скамьи. Неважна сложилась, но удерживалась в сидячем положении. Но Данава уже не обижался, он тоже развеселился и продолжил уже сам похохатывая:

- А с низу волки подбежали. Бабы опять в визг. Я хотел было крикнуть им чтоб заткнулись, а они уже не только на сук взобрались, но и на меня верхом залезли. А тут ребёнок заплакал.

С этими словами смех притих.

- А в низу такое началось. Собаки добежали, с волками сцепились, а за собаками мужики с факелами. Бегут, орут. Мешок то мой уж готов был, и я их по одной внутрь затолкал, да и сам залез. Накрылся, чтоб ребёнка то не так было слышно. А внизу грызня стоит. Визг, рык. А мужики видать, как увидали, так в миг затихли. Ну мы лежим не живые не мёртвые. Я сказывал им кто я да откуда. Они вроде как ожили. Разговорились. Беглые они оказались из коровника, что это их собаками травили, да за ними гнались надсмотрщики. Собак штук шесть, мужиков двое. А потом всё стихло. Я тихонько выглянул, света факелов нет. Значит мужики либо сбежали, либо их сожрали, так как собак не слышно, а тени волчьи под деревом гуляют. Так на дереве пригревшись и уснули.

- Ты уснул, - поправила его хмурая Голубава.

- А ты будто не спала? - сделав ехидное выражение на лице колдун.

- В ту ночь только ты спал. Мы ещё подумали, вот нервы у колдуна всё не почём. Даже позавидовали.

Говорила она отрешённо и даже с каким-то безразличием. Похоже ей всё вокруг было "ниже подола".

- Ну, в общем, - продолжил Данава, пропуская слова Голубавы, - утром вылезаю смотрю. Шесть волков внизу ходят, не уходят, а собаки все в клочья и людей не видать. Так ещё день просидели и только на следующую ночь эти гады серые ушли. Дануха, - обратился он к сестре с неким вызовом, - чё ж ты волчья большуха, свою братву не держишь?

Но Дануха на его гримасы никакого внимания не обращая, в раз стала серьёзной и подойдя в плотную к новеньким, спокойно ответила Данаве, но почему-то глядя Голубаве прямо в глаза:

- Дурак, ты, братец, - принялась наставлять она колдуна, понятный, похоже, только ей скрытый смысл всего рассказанного, - они ж тебе и им защитой стали. Кабы не они их бы сначала, а потом и тебя, собаки бы порвали, а люди добавили.

Данава и молодая гостья вопросительно поглядели на Дануху. Голубава осталась с каменным лицом.

- А ты думаешь сам к дубу прибежал и туда залез? И эти бабаньки то ж случайно ночью во всём лесу именно на этот дуб наткнулись и сами по себе к тебе залезли? Да ты их заставь теперь этот дуб средь бело дня найти и тем боле залезть, говна лопату они туда за карабкаются.

- Это точно, - согласился озадаченный Данава, - как слезали, так там целая канитель была.

- А ушли не сразу, - продолжала Дануха не обращая внимания на мямли брата, - ведомо, подмогу людскую ждали, но те оказались трусы и баб, похоже, на корм волкам списали. Неважна, - обратилась она к охотнице, - надо б гостей приодеть по сезону и в первую очередь поссыкушку.

- Сделаем, - с охотой откликнулась Неважна, поднимая упавшую на пол шапку и накидывая лук за спину.

Как только девка покинула шатёр. Голубава с неприкрытой злостью спросила, непонятно кого:

- Что делает здесь эта ара?

- Залепи воняльник, - рявкнула Дануха, да так, что все вздрогнули, а дитя испуганно захныкала.

Дануха казалось не только предугадала реакцию Голубавы, но и ждала от неё что-то подобное. Её глаза налились яростью, рот искривился, и вся она стала вдруг страшная и жутко пугающая. Не обращая никакого внимания на плачущего ребёнка, она продолжила рычать:

- У нас нет тут ни аров, ни речников, ни гоев. Мы сами по себе. Мы - новые люди. Не нравится?! Ой тебе ё, а потом бывай. Тебя никто не держит. А коль, сучка, сидишь за одним столом с нами, будь добра уважать хозяев, тебя кормящих да теплом обогревших.

Гостьи перепугались не на шутку. Голубава потупила глаза, но злоба с её лица никуда не делась. Но тут на защиту новеньких кинулся Данава. Он заискивающим голосом залепетал, стараясь втиснуться между разъярённой сестрой и злобно оскалившейся гостьей.

- Данушка, ну чё ты? Не серчай, горе у неё великое. Она четырёх сыновей потеряла.

- А я, весь род вот этими руками перехоронила, - не успокаивалась большуха суя ему под нос свои руки, в одной из которых был прижат волчий хвост к клюке, - целый род!

Только тут Данава увидел клюку с зажатым хвостом и жалобно запричитал, падая перед сестрой на колени:

- Дануша, ты хвостик-то отпусти, не доводи до греха. Отпусти, а?