Степан Разин. Книга вторая

— А я, братка, всем домовитым своек. У них дворы да хоромы, а у меня ни кола. Чего им со мною делить! — удало сказал Прокоп.

— А ну схватят тебя?

— Устрашаться, Степан Тимофеевич, не посмеют! — возразил убежденно рыбак. — А пошто мне в Черкасск? — удивленно спросил он.

— Разведай, чем пахнет у них. Погостишь, знакомцев былых повидаешь… В новой церкви помолишься богу…

— Ничего ведь они не откроют мне. Что тайно, то кто же мне скажет!

— Пес с ним, с тайным! Нам хоть явное ведать! — сказал Степан. — Ступай-ка на праздник туда, поживи да послушай, о чем там народ говорит.

Прокоп поехал.

Астрахань наконец прислала к Степану посланца — деда Ивана Красулю. Белоголовый старик в сопровождении сотни астраханских стрельцов и казаков приехал в Кагальник. Они навезли балыков, икры, семги, соленых арбузов, калмыцкого сыру да, помня, что любит Степан, дикого вепря…

Старик Красуля смотрел на атамана по-мальчишески задорными, молодыми глазами.

— Всю жизнь хотел попасть на казачий Дон, — говорил он. — Раз из Москвы убежал из стрельцов. Поймали, плетьми отлупили, на Олонец за побег послали служить. Я год послужил да опять дал тягу… Опять поймали, еще того пуще драли, да и в Яицкий город упекли… В Яицком городке я оженился. Хозяйку, робят не кинешь, надо кормить, поить. Стал я примерным стрельцом. Десятником сделали, в Астрахань отослали за добрую службу. А думка про Дон все жива. Вот и любо мне ваши казацкие земли видеть! — весело говорил он. — Жизнь прожил, а Дону не пил!

Разин приветил старого. Алена Никитична захлопоталась, принимая гостя: пекла пироги, варила, жарила — не посрамить казачек перед стрельчихами. Иван Красуля рассказывал об астраханском житье: рыба ловилась не хуже, чем при воеводах, татары кочевали вокруг города, пригоняли скот, привозили плоды.

Старый Красуля отечески сетовал Разину:

— Как тебя угораздило! Не воеводское дело стрять в сечу. И без тебя хватило бы ратных людей — неразумно дитя-то нашелся!

— Да пушки отбить, вишь, хотел! — объяснил просто Разин.

— А на что тебе пушки без головы! Воеводское дело: выбрал пригорочек али курган, забрался повыше да посылай вестовых казаков к есаулам: тот туды подавайся, тот тут заходи, ты тому пособи, на право крыло навались, тот пехоту веди из засады… А самому-то пошто!..

— Ладно, дед Иван, за науку спасибо! — весело подмигнул ему Разин. — Я более уж так не стану!

Красуля расхохотался.

— И то, я, старый дурак-то, учу! Кого научаю?! Да, может, в том сила твоя, что горяч… Воеводы-то все ладом-чередом, а покуда в седле ты сидел, устоять на тебя не умели! И то слава богу, что ныне цела голова, а там бейся, как праведно сердце твое повелело, от великой души атаманской!

Потом сели за стол, Алена поднесла старику чарку, пригубив сама. Красуля поцеловал ее в губы, выпил чарку и низенько поклонился.

— Мне бы эку жену — никуда бы в поход не ходил! — сказал он, утирая ширинкой свою белую бороду.

Степану не терпелось поговорить по-настоящему о делах, но старик упорно отстранялся от разговора.

— Не люблю я терпеть, когда в чарку чего не надо мешают! Вино — благодать господня: в нем радость и смех. А градские да ратные дела смеху не любят.

Когда уже кончилось угощенье, дед Иван начал плести чепуху, опьянел и стал клевать носом. Званные к столу есаулы поразошлись, остались Разин, дед Черевик и Красуля. Разин сказал деду Панасу устроить Красулю на ночь, но тот протрезвевшими, молодыми глазами со смехом взглянул на него.

— Неужто ты мыслил, Степан Тимофеич, я вправду упился? Да что ты! Куды же такой срам! Али я к тебе не послом приехал?! Не знаю я твоих есаулов, Степан Тимофеич. Кому ты верою веришь, тому сам после скажешь, я — лишь тебе, с глазу на глаз.

— А дед Панас? — кивком указал Разин на Черевика.

— Сей человек — видать: человек! — ответил Красуля. — Я его вижу до самого сердца. Он весь на куски был порублен в битвах, да сызнова сросся. Жизнь у него прожита. Ему кривда к чему бы?

И Красуля трезво и просто повел рассказ обо всех астраханских делах:

— Дворянское семя мы под корень порубили. Дружку твоему князю Семену пришлося усечь-таки голову: тайные письма писал на Москву да к донским домовитым.

— Корниле? — спросил Степан.

— Михайле Самаренину да Логинке Семенову — атаманам. А велел им своих казаков собрать да прислать будто в помощь нам, а с ними хотел ночью напасть и побить астраханску старшину. Хошь ты не велел его трогать, а после такого письма усекли ему голову.

— Ну что ж, коли сам напросился! — сказал Степан.

— И старец митрополит Иосиф народу грешил, — сообщил Красуля, — боярские письма к народу читал. Как слух прошел, что тебя под Синбирском побили, так они и взялись с двух сторон.

— Митрополита казнили? — спросил Разин.

— Казнили же. Не устрашились и сана.

— Туды и дорога.

— Ну, что же сказать еще? Хлеб ведется. Голодными не сидели, благо рыба в сей год далася. Народу из-под Синбирска к нам добре сошлось. Ныне всех языков на торгу: мордовцы, чуваши и черемисы… Полки наряжаем из них к походу.