И в её крике было столько ужаса, что он не мог представить, что с ней должно было происходить. С ней, остающейся невозмутимой там, где остальные в ужасе разбегались.
- Где она?! – от его непроницаемости не осталось и следа. Крики продолжались, и он просто рванул следом за Паркманом в сторону, откуда они доносились.
Комната допроса. Но она была намертво закрыта!
Несколько резких рывков ничем не помогли, крики становились всё животнее и надрывнее, на поиск ключа не было ни секунды, и тогда Паркман, окинув взглядом помещение, схватил стоящий рядом металлический стул, и за несколько мощных ударов разбил стеклянную перегородку.
Испуганная, с исцарапанным до крови лицом, госпожа Петрелли сидела прямо на полу, у стены, сжавшись и сотрясаясь от ужаса, и пыталась закрыться руками.
От кого-то или от чего-то.
Но кроме неё в комнате больше никого не было. Она была одна.
Первым ворвавшись в комнату, Нейтан подлетел к ней, упав на колени, и дав ей мгновение для того, чтобы узнать его, крепко прижал к себе.
- Всё хорошо, мама, всё будет хорошо, – утешал он, чувствуя, как сам заражается исходящей от неё паникой. Она вздрагивала в ответ, не в силах вымолвить ни слова, и слабо, измученно всхлипывала, как будто боясь поверить в то, что кошмар закончился.
- Кто это сделал, миссис Петрелли? – тихо, но требовательно спросил у неё Паркман.
Снова вздрогнув, она окинула комнату диким взглядом, словно опять боясь увидеть то, что перепугало её до полусмерти, и ещё сильнее вцепилась в сына.
Не дождавшись ответа, Мэтт обратил внимание на клочок бумаги, торчащий из её судорожно сжатого кулака.
Он осторожно вытащил его и взволнованно уставился на обрывок фотографии миссис Петрелли с нарисованным на ней особым символом.
Похоже, история с убийством мистера Накамуры имела продолжение. Вот только что это за продолжение, и с какого конца хвататься за это всё более запутывающееся и странное дело, Мэтт пока что не представлял.
Но одно он знал точно: он не отступится, пока не разберётся во всём до конца.
* *
Миссис Петрелли оказалась абсолютно с ним не согласна.
Ей хватило нескольких часов, врачебной помощи и немного сна для того, чтобы придти в себя, полностью переменить собственную линию поведения, и встретить пришедших её «навестить» полицейских покладистым тоном утомлённой немолодой женщины, сообщая, что она полностью признаёт себя виновной в убийстве мистера Накамуры. И, не особо мудрствуя, привести в качестве объяснения ровно те же причины, которые они накануне пытались ей приписать, и от которых она ранее категорически открещивалась.
Секс и деньги? В шестьдесят лет и после фактического отхода от дел?
Действительно, что может быть логичнее.
Сейчас, из её уст, эти доводы казались полнейшим бредом.
Паркман попытался ей возразить и выяснить, почему она собиралась покончить с собой – экспертиза показала, что свои раны она нанесла себе сама – но она перехватила его взгляд, и, кажется, специально для него не скрывая ненадуманную измученность в глубине своих глаз, мысленно попросила его принять её признание и не лезть дальше.
- Но зачем вам это, – не обращая внимания на удивление напарника, растерянно спросил он.
- Теперь всё прояснилось, и я поняла, что спасти меня может только признание, – уже вслух ответила она, с одним смыслом – для напарника Мэтта, и совсем с другим – лично для него.
Вполне этим удовлетворённый – как же, казавшееся таким сложным дело вдруг так просто и складно разрешилось – напарник довольно хмыкнул и отправился заниматься бюрократическими формальностями.
Однако Мэтт Паркман, очевидно проникшийся её мысленной просьбой, тем не менее, похоже, не собирался принимать её к действию – она видела это очень ясно в его жаждущих правды глазах и не слишком уместном сейчас сочувствии.
Ещё один наивный добряк и борец за справедливость…
Она подавила в себе поднявшуюся было противоречивую волну усталого гнева и сентиментальности.
Глупец.
Такие имеют очень низкую выживаемость в этом проклятом мире. К сожалению, она слишком хорошо об этом знала.
Горько улыбнувшись, она дождалась, когда они останутся только вдвоём, и мысленно попросила его ещё раз:
«Если продолжать расследование, они узнают обо всех нас и наших способностях. Не лезьте. Не надо…»
* *
О, мама…
Нейтан остановился в дверях её палаты и со смешанным чувством наблюдал, как она, недавно поднятая с больничной койки, поправляет одежду. Ни тени того запуганного и трясущегося существа. Даже со спины было понятно, что она полностью вернулась на свои позиции, готовая вздёргивать подбородок и снисходительно улыбаться на любые ухмылки судьбы. Даже в нынешнем своём положении сознавшейся подозреваемой – Нейтан поморщился, он до сих пор не мог поверить, что они посмели допрашивать её прямо в больнице – даже с исцарапанными щеками и за пять минут до возвращения в полицейский участок. Его мать. Такой, как он всегда её знал.
- Почему ты созналась в преступлении, которого не совершала?