Степени (СИ)

Он очнулся с неимоверно кружащейся головой и в первый момент не сразу понял, где он и почему. Рядом стоял брат и держал его за плечо, весь на подхвате, готовый помочь выбраться на свет, вернуться к реальности.

Вот только к какой реальности?

Вопрос о том, что случилось, заставил Нейтана странно замешкаться, а потом, с беспредельно участливым видом, рассказать интересную историю том, как он, Питер, на взводе от вчерашней ссоры, решив умереть, забрался на крышу здания и спрыгнул вниз.

И всё это медленно, проговаривая каждое слово, прицельно, словно кидая камни, и внимательно следя после каждого «броска» за реакцией брата.

Но нет, этого не могло быть.

Он не пытался покончить с собой.

Туман в голове быстро отступил, обнажая в памяти все подробности сегодняшнего утра.

Всё ведь было совсем не так – Питер это отчётливо вспомнил. Почему Нейтан говорит неправду? Он мог не верить раньше в его сны, но отрицать очевидное? Это было чересчур даже для него.

Не вступая сразу в активные возражения, Питер спокойно и ровно изложил свою версию. Свою правду. О том, что он прыгнул, а Нейтан, стоящий внизу, взлетел…

Чем вызвал у брата только нервный смех.

Что, впрочем, не помогло тому скрыть растущую тревогу, и Питер, почуявший эту неуверенность, не сдаваясь и не поддаваясь охватившей его физической слабости, компенсируя её горячностью и блеском глаз, откинувшись на подушки, тихо продолжил настаивать на том, что тот взлетел и поймал его.

Бесполезно.

Ни дуэль взглядов, ни убеждённость Питера в своих словах не заставили Нейтана признать его версию. Включив режим политика, тот добавил в свой вариант пару новых деталей, типа пожарной лестницы и своей – так и быть – помощи, но не во встречном взлёте, а стаскивании бессознательного брата по лестнице вниз.

Буквально пару минут назад выбравшись из тумана, Питер чувствовал, как отгородившийся от него Нейтан снова погружает его обратно в темноту. Такого брата ему было очень сложно «читать», но всё, что тот сейчас говорил, было так связно, так логично, и, пусть холодно, но так… обычно.

Сглотнув подступающий к горлу ком, Питер почти умоляюще посмотрел на Нейтана.

Но тот, сдвинув брови над потяжелевшим взглядом и угрожающе понизив тон, поставил точку в их разговоре.

- Это всё, что было. Остальное – просто бред.

* *

Нельзя сказать, что Нейтан совершенно разуверил его в том, что показывала ему собственная память, но выводы в любом случае напрашивались неутешительные.

Если прав был брат, то Питер оказывался совершенно без почвы под ногами, жизнь теряла всякий смысл, и что делать дальше – не представлялось ни под каким углом зрения.

Если прав был Питер, то поведение Нейтана не укладывалось ни в какие рамки и, пожалуй, легче было бы считать, что брат потерял память, чем осознанно пытается теперь ввести всех в заблуждение. Последнее было бы совсем прискорбным, и если быть абсолютно откровенным с самим собой, ранило бы сильнее всего.

Ранило бы…

Ранило…

Питер словно вернулся на двадцать лет назад, когда он был совсем маленьким, и не всегда понимал, когда взрослые говорят ему правду, а когда заговаривают зубы. Иногда он видел откровенную ложь, но никогда – от Нейтана. Хотя – сейчас он задумался об этом – неужели тот ни разу его тогда не обманывал? Сколько он помнил, тот говорил ему правду, даже если она была не самой приятной и лёгкой. Всегда учил смотреть в лицо тому, что представало перед ним, будь то страх, опасность или истина.

И насколько страстно он желал, чтобы его воспоминания о полёте брата оказались верными, настолько же отчаянно боялся узнать то, что тот ему врёт.

Параллельно с размышлениями он, никогда не рисующий, зачем-то накарябал карандашом на обрывке бумаги символических человечков – себя и Нейтана. На фоне города. Брат – точно такого же вида человечек, как и Питер, только с галстуком – стоял на ногах, а он сам, оттолкнувшись от какого-то выступа, летел к нему.

Смешная получилась картинка.

* *

Визит матери подкинул очков в пользу версии Нейтана.

Пока Питер несмело улыбался и прятал от неё рисунок, она, обрушившись на него с вопросами, но, так и не дождавшись объяснений о том, что именно ему понадобилось на крыше, довольно спокойно и как-то очень буднично рассказала ему некоторые подробности о смерти отца. Будто бы это был не инфаркт, а попытка самоубийства. Уже не первая, но окончательная. Эти факты скрыли, чтобы не портить репутацию семьи, и пусть это была ложь, но во спасение.

Это не слишком вязалось с образом отца, каким его запомнил Питер, но признаваться самому себе, что его второй раз за день обманывают не просто близкие, а ближе просто некуда, люди, было крайне тяжело.

Практически невозможно.

Как будто одного Нейтана было мало.

Разум разводил руками, отказываясь подсказывать ответ, теряясь от подкинутых ему многочисленных вероятностей, а сердце изводилось, не помогая, а только увеличивая растерянность.

Зачем все эти подробности?

Почему именно сейчас?

Нет, он понимал, куда клонит мать, но ему было нужно, чтобы она сказала это вслух.

И мать не отступила.