Сложнее было справиться с болезненным желанием прорвать внешнее спокойствие Питера и выудить из него все подробности случившегося между ними там, в будущем – ведь явно же что-то произошло, и смутные догадки заставляли сжиматься сердце и леденеть от понимания того, что ничего хорошего не привело бы брата сюда в таком виде.
Но у него не было выбора.
Ведь так?
Поэтому он ещё немного подался вперёд, отметив, как невольно дрогнул, словно от прикосновения, Питер, и улыбнулся в ответ.
- Ничего не меняется, да?
- Ну… почти… – как ни странно, Питеру легко удалось удержать свою улыбку.
- О чём тебе рассказать? Ты помнишь сегодняшний день? Должен помнить… Мама постаралась сделать его незабываемым. Ты… я понятия не имею, где ты… знаю только, что с Греем, и что вернёшься неизвестно когда. – Только что представляя собой образец уверенности и покоя, Нейтан вдруг ощутимо разволновался. – Помнишь?
Питер помнил.
Слушал Нейтана, улыбался (искренне, счастливо, и до боли в сведённых мышцах лица) – и помнил. И маму, и репортёров, и Грея, и ссору в кабинете, и гнев брата спустя несколько часов, пронёсшийся вдоль всей планеты. И то, что именно в это время, как раз после его возвращения из устроенной матерью поездки, Нейтан впервые за все их пятилетние на тот момент не только братские отношения сказал «люблю…», и перестал вздрагивать на каждый шорох за их спинами.
Помнил – и всё больше уверялся, что его появление здесь всё же произошло не случайно.
Помнил – и снова учился надеяться.
На то, что это не последняя их встреча с братом.
Что он ничего не напортачит в прошлом.
И что всё-таки научится быть бессмертным в будущем.
Бессмертным без него.
- Я люблю тебя, Нейтан, – невпопад, прерывая того на полуслове, произнёс он, ещё больше разулыбавшись от его ошарашенного вида, – прости, просто захотелось сказать. Пожалуйста, продолжай…