Степени (СИ)

- …когда я зашел в дом, то был готов к чему угодно, – не меняя интонации, абсолютно серьёзно продолжил он, – но только не к тому, что ты радостно меня облапаешь.

Сказал – и замолчал, всё также отстранённо глядя на растворяющийся в сумерках силуэт города.

- И что, ты не отскочил, как ошпаренный, и даже не попытался убить меня на месте? – спустя несколько практически принудительных вдохов хрипло поинтересовался Сайлар.

- Нет, – лаконично ответил Питер, но не выдержал и улыбнулся, – но не думай, что мне не хотелось.

- Герой не делает ничего, не оглянувшись на мир? – Сайлар поднялся на ноги, скупыми движениями сгоняя онемение с уставших от долгой неподвижности мышц.

- Не на мир, – обернулся к нему Питер, – на самого себя.

Странно на него посмотрев, Сайлар поправил пиджак, неуверенно – как будто впервые это делал – махнул рукой, и ушёл.

На сей раз вполне по-человечески.

* *

Он приходил каждый день почти в одно и то же время.

Питер перестал слишком ждать. И слишком вздрагивать при его появлениях тоже перестал. Не лез, не торопил, ни о чём не спрашивал. Сознательно. Как бы тяжело это сознательное «бездействие» ему ни давалось.

Человек не вырастет быстрее, если на него орать. Яблоко – не созреет, если его упрашивать.

Не взорваться бы только от этой мудрости по пути.

Иногда Сайлар просто молча усаживался рядом, и так и сидел до самого вечера, изредка кидая ничего не значащие фразы.

Иногда спрашивал о чём-то, и довольно благодарно потом выслушивал.

Иногда рассказывал о чём-то сам, причём не всегда Питер был уверен, что тому в эти моменты требовался собеседник.

Это всё походило не то на терапию, не то на эксперимент, не то на самодельные курсы «как научиться общаться».

- Я бы сдох от счастья в детстве, узнай я о том, на что буду способен, – заявил Сайлар однажды, и разразился монологом, в котором Питер с удивлением распознал ответ на свои собственные откровения.

* *

Если смотреть совсем со стороны, то, наверное, всё это могло бы показаться даже милым.

Сайлар осторожничал. Но, не встречая ни отторжения, ни агрессии, с каждой новой встречей позволял себе откатываться в своём эмоциональном развитии на кучу лет назад, практически до состояния ребёнка, перемалывая в себе всё то, что когда-то не смог пережить в режиме реального времени.

Переживая это сейчас.

Пусть сжато, скомкано, и нестройно – но именно переживая.

Переходя от напористого «я могу сломать любую вещь в мире» – к апатичному «я могу починить всё, что угодно… кроме себя самого».

Поначалу рагребаясь преимущественно по-детски и больше с самим собой, постепенно всё чаще «оглядываясь» вокруг, то выплёскивая подростковое несогласие, то удивляя не просто взрослым, а каким-то даже нечеловеческим самообладанием.

И никогда, никогда не забывая цеплять и провоцировать:

- А с тобой интереснее, – злорадно, после того как вечер напролёт рассказывал о своём местном бытие в роли Нейтана, и едва не довёл Питера до крушения всех его миротворческих замыслов. Последний краснел, бледнел, раздувал ноздри и пару раз чуть не смылся с крыши – чем чрезвычайно развлекал Сайлара – но так и не сбежал, и даже ни разу не сказал заткнуться.

- Если бы вместо меня с тобой тут был он, то вы, наверное, нескоро бы засобирались в реальность, – ядовито, после того как Питер мало-помалу выработал иммунитет и перестал менять цвет лица и подавать прочие поводы для развлечения.

- Зачем мне выпускать нас отсюда? – сухо, после того как понял, что Питер и откровенничать с ним больше не спешит, – здесь почти всё, что мне нужно. Целый мир, которым я могу управлять. И ты в довесок.

- Зачем мне нас отсюда выпускать? – снова и снова, постепенно превращая эти слова из провокации в самый обычный вопрос. Вопрос на миллион поводов рискнуть начать жить заново.

Снова и снова.

А Питер, легко делясь ничего не значащими фразами, на этот вопрос – всё молчал и молчал. Упрямо сжимая губы. То злясь, то прячась, прикрывая глаза, то наоборот, пристально вгрызаясь многозначительным взглядом.

Лишая мишени одну из самых колких издёвок, и разворачивая её острием к самому Сайлару.

Сметая с того и защитную бесстрастность, и злорадство, оставляя вместо них замешательство и поднимая внутренний мятеж.

Делая ответ на вопрос жизненно необходимым.

Пусть Сайлар и знал, что честный ему вряд ли понравится, а желаемому он не поверит.

Важным стало услышать хоть что-нибудь.

Он уже перестал верить, что когда-нибудь дождётся этого, но там, где не сработали ни насмешки, ни настырность, неожиданно помогло смирение.

И Питер – возможно, добрав последнюю каплю, а, может, и почувствовав найденную Сайларом правильную грань – поддался.

- Ну что ты хочешь от меня услышать? Что ты мне нужен? Ты и так это знаешь! – вымученно начал он, ткнув пальцем в сторону насторожившегося от этого выпада Грея.

- Или что ты мне нужен просто так, сам по себе, и плевать, что от этого зависит жизнь Нейтана? Что я и дня там без тебя не смогу прожить? Да чёрта с два! – он быстро заводился, повышая тон и продолжая наступать.