Степная сага. Повести, рассказы, очерки

– Сыночек! Валик! – изумленно воскликнула мать и метнулась в сени, открыла дверь и, как была в незастегнутом халате поверх байковой ночной рубашки, прильнула к сыну, обхватив руками за шею, стала торопливо тыкаться мягкими губами в его подбородок, щеки, заросшие за время поездки колючей щетиной.

Сын одной рукой обнял мать, а другой прижал ее голову к своей щеке и поцеловал седые волосы, заплетенные, как всегда, в косу и короной уложенные на голове.

– Здравствуй, родная! Прости, что разбудил, не успел на паром, пришлось пешком через шлюзы идти.

– Слава Богу, дождались! – Оксана Семёновна чуть отстранилась от сына, оглядывая его в тусклом свете из окошка и все еще не до конца веря в реальность происходящего. – Ну, пойдем в дом, на свету разгляжу тебя хорошенько.

И пока Валентин снимал сапоги, вешал куртку и кепку, мать суетилась вокруг него, пытаясь помочь в том, что сыну и самому несложно было сделать.

– Мамуля, да успокойся ты. Никуда я не денусь. Взял отпуск на десять дней по семейным обстоятельствам.

– Вот и славно! – обрадовалась Оксана Семёновна, все еще не отрывая глаз от сына, расчесывавшего свою густую шевелюру перед маленьким зеркалом над рукомойником. – Седеть начал. А в остальном такой же… Хотя нет, глаза изменились, строже стали. Раньше в них бесенята прыгали, а зараз нету.

– И ты, мамуля, не сильно изменилась. Такая же красивая и статная, как столбовая дворянка, будто всю жизнь только собой и занималась. Породу сразу видно – атаманша! Только чуток пониже стала…

– Ну ты и завернул: красивая! Как обезьяна стала. Спеклась совсем…

– Батя как, не лучше ему?

– Спит зараз. Ему какую-то микстуру сонную прописали. Ежели сам не проснется, будить не будем. Слабый совсем.

– Ладно, пусть отдыхает, я только гляну на него одним глазком.

Валентин шагнул за занавеску, разделявшую помещение, и увидел спящего отца, точнее, только его исхудавшее лицо, не закрытое одеялом. Щеки впали. Вокруг глаз образовались темные круги. Нос заострился. Синеватые губы приоткрыты, как у ребенка. Резко выступил кадык на морщинистой шее. Густые, клочковатые брови сведены к переносице. И оттого лицо выглядело суровым и беззащитным одновременно. Но дыхание было ровным, не хаотичным, как у смертельно больных людей.

Сын наклонился над спящим отцом и легонько прижался щекой к его выпростанной из-под одеяла руке. Потом вернулся к матери, наблюдавшей за ним из кухни, и тихо, но уверенно произнес:

– Мам, все будет хорошо. Вот увидишь, отец выздоровеет. Мы с ним еще по станице прогуляемся.

– Славный ты наш! Дай-то Бог, чтоб так и вышло! – растроганно произнесла Оксана Семёновна и промокнула глаза кончиком рукава халата. – Мой руки, зараз повечерять соберу.

– Мам, ты не очень там… Я бы кислого молока с хлебом поел, и достаточно на ночь.

– Ой, сыночек, дак я насчет кислого молока не расстаралась. Совсем из ума выжила, забыла, как ты его любишь. Завтра попрошу, чтоб больше приносили. Литра два. А то нам с дедом совсем мало надо.

– Прости, мама, я тоже забыл, что Квитку продали. По старой памяти сморозил… Попью чайку с хлебом и абрикосовым вареньем.

– Узвар из сушки есть, пирожки с курагой. Зараз достану из погреба и жерделовое варенье.

– Да я сам, мамуля. Только ключ от погребицы дай.

– Мы ж не замыкаем никогда. Замок только наброшенный. А выключатель справа на дверной коробке.

– Помню.

Через несколько минут Валентин привычно расположился на широкой лавке возле обеденного стола и с аппетитом поглощал испеченные матерью пирожки, ел янтарное абрикосовое варенье и запивал душистым компотом из сушеных яблок, груш и вишен. Коротко сообщал столичные и домашние новости, без волнительных подробностей.

Оксана Семёновна сидела на табуретке возле не остывшей еще печки, благостно опустив натруженные руки на колени, и завороженно любовалась сыном, слушая и не очень-то вникая в его отрывочную информацию. Ее смуглое, немного опухшее лицо с карими глазами, от которых солнечными лучами разбегались улыбчивые морщинки, было умиротворенным и светилось нескрываемым материнским счастьем.

Глава 4

– Папа, ты не спишь? Слышишь меня? – Валентин наклонился над отцом и взял его изможденную руку, перевитую синими жилами вен, в свою ладонь, покачал ее из стороны в сторону. – Я Валентин, твой младший сын.

Он увидел, как дрогнули веки глубоко запавших глаз и по бледно-серому лицу пробежала виновато-радостная гримаса. Непослушные веки, как заржавевшие железные створки, с трудом разошлись, и на сына из подслеповатых, окантованных краснотой глаз устремился ощупывающий взгляд.

Сначала шевельнулся острый кадык на шее, потом напряглись бесформенные синюшные губы и из них вырвался сиплый полушепот:

– Ты приехал, сынок?

Отец попытался сжать руку сына, но только едва заметно качнул ее, на большее сил не хватило. Его глаза подернулись маслянистой пленкой подступивших слез:

– Слава Богу, встретились! А я уже не надеялся увидеть тебя.

Валентин приник щекой к многодневной колкой щетине на лице отца, бережно обнял его за плечи. Чтобы скрыть волнение, проговорил излишне бодрым голосом: