Степная сага. Повести, рассказы, очерки

Выбрал одного из поляков, про которого краем уха слыхал, что он судился с братом из-за земли и что в семье у него одни девки. Этого, конечно, мало для «провидца», но о других и такой информации не было, а значит, и надежды на кусок хлеба.

Минуты три-четыре бороздил я извилины на его ладони. Губами шевелил, будто молитву читал. А сам все продумывал, што бы ему такого правдоподобного завернуть?

Тишина в бараке установилась гробовая. Куда все разговоры и занятия подевались? Кто чуда ждет от гадания, кто посрамления моего, но все молчат. Нервы, как тетива на луках, напряжены.

Ну и пустил я свою стрелу.

«Ты из сельской многодетной семьи, – говорю. – Жена твоя тоже селянка. Простодушная и верная женщина. Но рожает тебе одних дочек». – «Это так!» – взволнованно выдохнул поляк.

И по бараку пронесся легкий шелест одобрительных шепотков.

«Тебе всегда трудно жилось, – продолжил я. – Затирали богатеи. Да и родной брат, судя по линиям судьбы, тоже камень за пазухой против тебя таил».

Большой палец левой руки на его запястье держу, прощупывая пульс, а свою голову над ладонью поляка хилю, чтоб глаз моих не видно было.

При словах о брате он заволновался сильнее, пульс чаще забился.

«Вроде ты даже судился с братом за землю…»

Тут у него сердце чуть ли не из горла стало выскакивать.

«Да, судился», – простонал крестьянин.

«Вот это да! – ахнули зрители. – Не иначе, черти пособляют гадальщику?»

Дальше было легче сочинять. Пошли посулы жизни трудной, со многими испытаниями, но в конце концов – свободной и независимой, что будет он жить своим хозяйством и дочек удачно замуж выдаст.

Разобрало моего поляка так, что он к буханке хлеба еще и банку рыбных консервов добавил – невиданное богатство в лагерных условиях.

У нас со ставропольцем был большой праздник. Еще и соседей по нарам угостили.

– Надо же, батя, какие у тебя таланты! Никогда о них не подозревал, – восхитился Валентин отцовским рассказом.

– Так я и сам не подозревал. Человек много чего про себя не знает, покудова жизнь не тряхнет его посильнее.

– Яша, а што с пареньком тем сталось? Ты с ним после войны не списывался? – поинтересовалась Оксана Семёновна.

– Не дожил он до освобождения из лагеря, помер от тифа.

– Ой, божечки! А я подумала, ты и впрямь ему напророчил…

– Да куда там? Я же сразу сказал – придумка все, шарлатанство. Хотел помочь человеку хоть как-то, вот и сочинял складно… Да он догадался. Помогал мне потом хлеб зарабатывать. Отирался среди поляков. Что узнавал из их разговоров, мне передавал. Но после ево смерти бросил я это занятие и больше не возобновлял. Вскоре другие спектакли начались… Пойду-ка я на «трон» схожу, приспичило…

– Тебе помочь?

– Теперь сам управлюсь. Удобно изладил.

– Тогда пойду, дрова сложу в сарай, а то намокнут за ночь. Мам, тебе принести на растопку?

– Накидай в старую цебарку и поставь в чулане. Я утром возьму.

Глава 8

– День-то нынче какой выдался, как терем расписной! Небо бездонное. Солнышко щедрое. Сад пестрыми лоскутами отсвечивает. Воробьи концерт отчебучивают. Рай, да и только! Погляди, батя, в окошко. – Валентин раздвинул ситцевые занавески у изголовья кровати.

Старик повернулся к окну, приподнявшись на локте, с радостью проговорил:

– Дюже украсно. Вчера еще хмарилось, взвесь свет мутила, а нынче разведрилось.

– В самый раз нам с тобой вылазку в сад сделать, свежим воздухом подышать, подзарядить батарейки.

– Какие батарейки, сынок? – недоуменно спросил отец.

– Солнечные. Какие же еще? Все живое на земле от солнца зависит. Убери растение от солнечного света, и оно захиреет вскоре. Так и человек. Наш иммунитет солнцем подпитывается.

– А грибы? Их специально в темных подвалах выращивают.

– Вот грибов нам сейчас внутри твоего организма совсем не надо. Пошли просушиваться и проветриваться. Погода шепчет. Другой такой денек, может быть, не скоро повторится. Ты домашнее пространство уже осилил. Пора приращивать территорию за порогом, ревизию в саду провести.

– Не озябну? – засомневался старик.

– Говорю же – рай земной. На всякий случай, чтоб не просквозило ветерком, можешь «москвичку» накинуть на плечи. Я для тебя калоши на валенки надел. Ноги не промочишь. Так что смелее, казак!

Яков Васильевич особо не упирался, хоть и было заметно по выражению лица, что он весьма сомневается в успехе затеянного сыном выхода на прогулку. Инерция хворобного лежания и малоподвижного образа жизни последних месяцев удерживала его в привычном пространстве, а здравый смысл и воля Валентина разрывали этот застойный круг. Да еще извечное людское любопытство подталкивало: «Смогу ли осилить выход из дома?», «А как там – в саду, не пора ли виноград на зиму прикопать?».

Открыв дверь из чулана на улицу, старик надолго задержался на пороге, щурясь от ярких солнечных лучей и не решаясь сойти по ступенькам на землю. По его исхудавшему, бледному лицу скользили блики света, просачивающиеся сквозь густое переплетение ветвей шелковицы (тютины), росшей вблизи от домика Серединых. И Валентину казалось, что это отцовские сомнения и страхи калейдоскопно сменяются на изможденном болезнью лице.