Степная сага. Повести, рассказы, очерки

– Без шуток говорю. Главковерху не пристало бухать изо дня в день, уподобляясь некоторым нерадивым мужикам. Его задача – быть садовником. Сорняки с корнем вырывать. Культурные растения обихаживать. Вновь бы зацвела Русская земля, перестала бы, на потеху всему миру, завозить продукты из Китая, Австралии и черт знает еще откуда!

– Это ты верно гутаришь. Нету у нас нынче садовника в стране, вот тля и заедает народ.

– А был ли он вообще в двадцатом веке?

Отец ответил не сразу. Некоторое время они молча шли между абрикосовыми и грушевыми деревьями по направлению к проданному флигелю. Не доходя до него несколько метров, остановились. Яков Васильевич с тоской оглядел бывшее семейное гнездо, ставшее летней отрадой дачников, потом повернулся лицом к сыну:

– Меня эта думка всю жизнь донимает, как заноза, а обсудить ни с кем не мог. Сам ведаешь, сколько подобных умников в вечную мерзлоту полегло.

Про царя много не скажу. Плохо его помню. Старики гутарили, мягковат был, излишне часто жену слушал, а та – Гришки Распутина советы да россказни. Это многих в верхах власти против него настроило. Но в станице был порядок. Это – факт. Дурачки и горлопаны не верховодили. Выбирали в местную власть заслуженных казаков. Народ не спивался. Трудились все от мала до велика. Службу казачью несли исправно. Чижало было справить всю амуницию и коня на свой кошт, но зато податями всякими не душили. Башковитый и мало-мальски грамотный казак мог станичным атаманом стать, как и мой дед, твой прадед – Кирилл Яковлевич.

Помню, как Февральскую революцию и отречение императора станичники обсуждали бурно. Старшина, кто дворянство выслужил, сумовали. Гутарили чуть ли не про конец света. Окопники же, кормившие вшей не один год, трагизму не почуяли, ожидали даже каких-то перемен к лучшему, как в начале нынешней перестройки.

Старик о чем-то задумался и, растерянно улыбнувшись, сказал:

– Получается, что мы в феврале – марте 1917 года первый раз наступили на те грабли, что Горбачев нам сызнова подсунул?

– Яков Васильевич, да ты еще и философ ко всем прочим талантам? – без иронических ноток произнес Валентин. – В корень зришь!

– Токо что осенило.

– Видишь, как полезно гулять на свежем воздухе?

– Притомился я с отвычки. Посидеть бы.

– Сейчас организуем передых. Я для тебя дровяную плаху вынесу.

Они воротились к сараю. И Валентин вытащил наружу и поставил под стену с облупившейся побелкой большой чурбак от комельной части яблоневого ствола, на котором вчера рубил дрова.

Отец умостился на нем, подставив лицо нежарким лучам осеннего солнца. Сложил ладони поверх т-образного костыля и продолжил свои неспешные стариковские размышления:

– При Ленине и большевиках все перевернулось вверх тормашки. Вначале голутвенные казаки, наслушавшись посулов про золотые горы и молочные реки, супротив домовитых поднялись. Потом кучерявые комиссары с латышами и другими инородцами наехали и начали коцать всех подряд – и богатых, и середняков, и голутву, если кресты георгиевские имели или еще как-то уважение к старой власти выказывали. Дон кровавой юшкой потек. Куда бечь? Где спасатса? Как жить, если некому стало землю обрабатывать? Тьма народу загинула. Кого порубали. Кого постреляли. Кого живьем закопали, бывало и такое. Кого тиф покосил, кого – голодный мор. Мои родители в двадцатом, после продразверстки, с голоду померли. Даже, где их могилки, не знаю, штоб вам показать да последний поклон отдать.

Старик притих, хлюпая носом, потом высморкался и продолжил говорить:

– Страшный покос уполовинил страну. Но выжившие мало-помалу начали в период нэпа хозяйства подымать из разрухи. И к тридцатым годам более-менее оклемались. Живностью обзавелись, отстроились, детей нарожали. А тут тебе – новое испытание, колхозы! Да не те коллективные хозяйства для совместной обработки земли, что люди сами начали затевать в это время, а поголовный загон в артели, с раскулачиванием и высылкой несогласных единоличников, с беспределом дуралеев от власти, с репрессиями Ежова и Берии, с новым голодомором, устроенным сверху.

Эту беду пережили, грянула война, массовая гибель народа, разруха, обнищание, опять голод. Как Гитлера и его орды одолели, а заодно и европейских прихвостней, одному Богу известно. Откуда народ силы брал? Как сумел наладить выпуск оружия, техники, снарядов, мин, патронов?

– Видимо, Сталин оказался неплохим организатором в той, кризисной ситуации? Смог собрать нужную команду соратников, народ объединить, сжать в грозный кулак. Даже с капиталистами и церковью нашел общий язык, – высказал свои мысли Валентин.