Степные империи Евразии: монголы и татары

Вот уже более семисот лет ученых, политиков, просто любознательных людей занимает вопрос: каким образом небольшой кочевой народ, не обладавший собственной письменностью, почти не имевший городов, других привычных атрибутов цивилизации, смог за сравнительно короткий срок покорить крупные и социально развитые государства? Как сумел он не только захватить, ограбить соседние страны, но и соединить их народы в надэтничной структуре, имя которой — Монгольская империя? Успех этот объясняют по меньшей мере четырьмя причинами: 1) гениальностью Чингис-хана — основателя империи; 2) военно-тактическим превосходством монгольской армии; 3) раздробленностью и, следовательно, ослаблением соседних со средневековой Монголией государств; 4) заимствованием от них приемов и способов организации управления. Ясно, что для существования государства мало иметь какую-либо территорию — нужно научиться управлять ее населением. В этом смысле пункты 2 и 3 отметаются сразу: они раскрывают причины военной удачи, но не стройности системы управления. Если согласиться с тезисом пункта 1, то придется признавать гениальными также Чингисовых преемников — его детей и внуков, так как империя окончательно сформировалась уже после смерти Чингис-хана. Остается концепция заимствований. В 1987 г. она получила аргументированное обоснование в книге Т. Оллсена «Монгольский империализм»[2]. Но Еке Монгол улус — прежде всего кочевая империя и по составу господствовавшего этноса, его вооруженных сил, и по основной массе населения до 1219 г. (до вторжения во владения хорезмшаха). Основные принципы управления закладывались в начале XIII в. именно в кочевой среде и с целью регулирования жизни кочевого общества. А кочевая государственность по природе своей традиционна, и это одна из причин того, что на протяжении I тысячелетия в степях возникали ханства и каганаты, очень сходные по своему внутреннему устройству. Даже при поверхностном взгляде между ними и Монгольской державой много общего.

Государственность средневековых монголов (как и любая другая) содержала в себе три составляющие: 1) институты оригинальные, собственно монгольского происхождения[3]; 2) традиционные органы и приемы управления, т. е. унаследованные от исторических предшественников империи Чингисидов; 3) административные учреждения, заимствованные из завоеванных стран.

Наша книга посвящена изучению традиционных элементов монгольской государственности XIII в., т. е. компонентов социально-политического устройства, перешедших в нее из административных структур раннего Средневековья. Таким образом, государственный строй Монгольской империи станет предметом данного исследования, которое, однако, не ставит целью проанализировать всю систему управления. Внимание будет сконцентрировано лишь на государственных традициях.

Основой для преемственности государственного строя служит специфика государственной жизни как особой деятельности людей по регулированию социополитических связей между ними. Поскольку любое государство, будучи самостабилизирующейся системой, стремится сохранить свои существенные характеристики (территориальное разделение, публичную власть, фиск), то оно неизбежно оставляет след в истории — след тем больший, чем прочнее и долговечнее оно было. Тем более это верно для ситуации, когда формы собственности и власти остаются принципиально неизменными, как у кочевников с начала новой эры до середины II тысячелетия.

Мы определяем государственную традицию[4] как историко-генетическую преемственность общих, основных и существенных признаков, принципов и компонентов государственного устройства, передающихся от одних государств к другим.

Каждая традиция слагается из представлений о порядке и способе определенной деятельности. Поэтому традиция существует не в форме деятельностных актов, а прежде всего в виде представлений о них[5]. Представлениям же вовсе не обязательно сопутствует их материально-предметное воплощение (породившее их или порожденное ими).

При рассмотрении государственной традиции это выглядит достаточно четко. Три из четырех основных «каналов» ее движения в истории (памятники письменности, устное народное творчество и обычноправовые нормы) являются продуктами духовной деятельности, т. е. представлениями, воплощенными в идеальных (фольклор, норматика) или материальных (тексты) формах. Но и четвертый «канал» — практику государственного управления — нельзя не учитывать. Он, во-первых, сам по себе предполагает представления о государственном строительстве, во-вторых, содержит в себе в преображенном (переведенном в другую, деятельностную форму) виде три предыдущих компонента, т. е. в конечном счете базируется на традициях.