Степные хищники

«…в левой височной области припухлость с кровоизлияниями, на лице и волосистой части головы множественные ссадины с кровоподтеками… справа на грудной клетке кожная ссадина с резко выраженной эмфиземой, распространяющаяся на шею и область живота… на пояснице и в области позвоночника и крестца множественные ссадины и кровоподтеки. Такие же ссадины и кровоподтеки на верхних и нижних конечностях, но повреждения костей не определяется… справа дыхание не прослушивается…»

Намочив марлевую салфетку, Таня вытерла больному лицо и продолжала читать:

«Заключение: Тяжелое шоковое состояние развившееся после закрытой травмы черепа (не исключена возможность перелома костей свода черепа, позвоночника). Закрытый перелом 7 и 8 ребер справа, осложненный закрытым пневмотораксом и множественными ушибами мягких тканей всего тела со ссадинами и кровоподтеками».

— Состояние больного очень тяжелое, но не безнадежное. Ему необходим самый тщательный уход, — сказал доктор, поручая Тане неизвестного.

И вот вторые сутки Таня дежурит при неизвестном. Пугает полная неподвижность лежащего. Только грудь вздымается то более или менее ровно, а то часто-часто и высоко.

«Отказывается работать последнее легкое, и воздуха не хватает», — переводит на свой язык медсестра.

Прошлой ночью неожиданно начало давать перебои сердце. Хорошо, что камфара оказалась под рукой! На утро испуганная припадком сестра бросилась искать спасительный в таких случаях кислород.

— Вы же знаете, милая Танюша, что кислорода у нас нет, — ответил ей начальник госпиталя.

— Хорошо, я поищу в других местах. Не может быть, чтобы в Уральске не нашлось ни одной подушки его. Дайте мне отношение!

— Бумажку вы получите, но кислород едва ли, — улыбнулся начальник, а Таня уже мчалась по городу.

В соседнем госпитале нет. В больнице нет. В аптеках нет.

В отчаянии Таня обратилась к начальнику санитарного управления армии. Добродушный толстяк, мешковатый, грузный, принял ее ласково.

— Для кого это вы хлопочете? — справился он. — Для брата, мужа или отца?

— У нас в госпитале лежит неизвестный, ему очень плохо.

— Для неизвестного? — удивился врач и покачал головой. — Это, девушка, замечательно. Хвалю. Именно так и нужно относиться к больным — известным и неизвестным. Очень хорошо!

В госпиталь медсестра возвращалась с подушкой кислорода. Кто он такой? Привезли его в одном нательном белье. Ни документов, ни сведений. Сегодня утром, когда Таня меняла пузырь со льдом, больной, не открывая глаз, вдруг произнес: «Постараюсь найти», — и снова забормотал непонятное.

Августовский вечер спускался на Уральск. Где-то вдали, оповещая гарнизон о вечерней заре, играла сигнальная труба. За каменным забором прогрохотала по булыжной мостовой повозка, и Таня поспешно закрыла окно. «Покой, полный покой», — вспомнились наставления доктора.

Третий день принес новое: больной начал шевелить пальцами, а в бормотании сестра сумела разобрать несколько имен: Иван Иванович, Гришин, Костя. На четвертый день утром неизвестный впервые открыл глаза, и Тане показалось, что в них можно прочесть осмысленное любопытство — где я?

— Молодец, Таня! Еще немного, и можешь считать, что ты его выходила, — сказал на обходе врач — Но не успокаивайся, — он еще очень труден.

Таня не думала успокаиваться: напротив, она еще отчаяннее, еще самоотверженнее боролась за жизнь неизвестного.

Так длилось еще четыре дня, а на пятый неизвестное стало известным. Лежавший спросил:

— Где я? Кто вы?

В возможно коротких фразах Таня объяснила и запретила говорить, но через час сама не удержалась:

— А вы кто?

— Щеглов Василий, командир Соболевского эскадрона.

— Пожалуйста, больше ничего не говорите, — вам вредно, — ответила медсестра.

— Сообщите в Соболево! — попросил он.

— Сообщу, сообщу, только ради бога молчите!

Медсестра не обманула, и из Соболева тотчас же примчался начальник штаба укрепучастка. Он побывал в госпитале, расспросил о больном, но увидеть Щеглова не смог, — врачи не разрешили. Не удалось это и Косте Кондрашеву, который, узнав, что командир жив и лежит в госпитале, начал ходить на дню по два, по три раза.

— Чувствует себя хорошо, но беспокоить его нельзя, — неизменно отвечали Косте.

Вскоре в истории болезни заполнились пустовавшие графы. С особенным удовольствием Таня записала: «Холост».

Больной оживал, но ухаживать за ним стало не легче: в правом боку появились одуряющие боли. Щеглов стонал, жаловался, приходя в отчаяние, кричал, ругался даже плакал.

Уход за больным! Сколько требуется терпения, сколько незаслуженных оскорблений надо безропотно принять и, незаметно смахнув слезу обиды, продолжать любовно ухаживать, предупреждать желания, но быть притом непреклонной в требованиях! Великий подвиг милосердия!

В конце второй недели Костю пригласили к лечащему врачу.