Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана

Сам Чингисхан, вероятно, испытывал особое почитание к божеству, восседавшему на горе Буркан-Калдун, ныне Хэнтэйский хребет, у истоков Онона. Когда в начале жизненного пути он, благодаря быстроте коня, ускользнул от меркитов, похитивших его жену Бортэ, то скрывался он именно там. Поэтому он вскоре совершил паломническое восхождение на эту гору; сняв, по монгольскому обычаю, в знак подчинения шапку и повесив пояс на плечи, он девять раз преклонил колено и совершил ритуальное возлияние кумыса – этого перебродившего кобыльего молока, алкогольного напитка кочевников. Точно так же, перед тем как начать большую «общенациональную» войну против пекинской империи Цзинь, он повторит паломничество на Буркан-Калдун, в таком же молящем виде, с поясом на шее: «О, Вечный Тенгри, я взял оружие, чтобы отомстить за смерть моих предков, которых Цзини убили позорной смертью. Если ты одобряешь мои действия, дай мне в помощь твою силу». Такие слова вкладывает ему в уста Рашид ад-Дин, и другие источники изображают его накануне этого похода на три дня уединившимся в своем шатре с Духом, в то время как вокруг народ умоляет Небо: «Тенгри! Тенгри!» На четвертый день хан Сила Неба наконец выходит из шатра и объявляет, что Вечный Тенгри обещал ему победу.

Из этой древней анимистской религии с ее культом гор и водных источников произойдут предписания, отмеченные как мусульманскими писателями, так и христианскими миссионерами: подняться на вершину священной горы, чтобы приблизиться к Тенгри и обратиться к нему, можно только после того, как лично перед великим ханом снимешь головной убор и набросишь свой пояс себе на плечо в знак подчинения; необходимо прятаться, когда гремит гром, то есть когда Тенгри выражает свой гнев; нельзя загрязнять ни источники, в которых живут духи, ни реки, моясь в них либо стирая одежду (что поначалу было причиной серьезных недоразумений с мусульманской общиной, придерживавшейся практики регулярных омовений).

Отметим, что в своем суеверном страхе перед Небом и магическими заклинаниями монголы сочтут благоразумным почитать не только собственных шаманов, но и других возможных представителей божества, то есть всех служителей культа, способных обладать сверхъестественной силой, – несторианских священников, которых они встретят у кереитов и онгутов, буддистских монахов у уйгуров и киданей, китайских таоистских магов, тибетских лам, францисканских миссионеров, мусульманских мулл. Их доброжелательное отношение к служителям этих различных религий было также и страховкой по отношению к Тенгри. Всеобщий страх перед сверхъестественным создаст также и всеобщую веротерпимость. Только перестав быть боязливо-суеверными, потомки Чингисхана в Туркестане и в Персии станут нетерпимыми к другим религиям.

Основанное на таких принципах монгольское государство заимствовало у тюрок-уйгуров инструменты цивилизации: письменность и язык деловой переписки. Как мы уже знаем, в 1204 г., после падения найманского царства, Чингисхан принял на службу уйгура Тататону, канцлера покойного Таяна. Татаноте было поручено обучать сыновей Чингисхана монгольской и уйгурской грамоте и одновременно контрсигнировать официальные акты, прикладывая к ним тамгу, или императорскую печать, что было уже зачатком канцелярии. В 1206 г. Чингисхан возложил обязанности верховного судьи на Шиги-хутуху, татарина, которого он и его жена Бортэ когда-то усыновили совсем ребенком и воспитали. Обязанностью Шиги-хутуху было записывать – разумеется, уйгурским письмом на монгольском языке – судебные решения и приговоры, равно как и распределения простолюдинов между монгольской знатью, в «синие тетради», которые составят одновременно и свод законов и, по образному выражению Пеллио, «своего рода монгольского Озье»[123].

Яса, буквально: устав, то есть кодекс или свод обычного права у Чингизидов, также должен был получить первые наброски (или же императорское одобрение) на курултае 1206 г. Посредством Ясы великий хан, Сила Неба, навязывает как гражданской среде, так и войску (впрочем, они смешиваются) строгую дисциплину, угодную Небу. И кодекс этот суров: смертная казнь полагается за убийство, крупную кражу, групповой обман, супружескую измену, содомию, колдовство, укрывательство и др. Неповиновение гражданским и военным властям отнесено к уголовным преступлениям; Яса была одновременно и гражданским, и административным кодексом, вполне пригодным для управления миром. Она была дополнена «высказываниями» (билик) Чингисхана, сегодня утраченными, как, впрочем, и сама Яса.