Степные рубежи России

Впрочем, честолюбивые претензии Ивана IV не были достаточно убедительны ни для христианских правителей Запада, ни для крымских ханов. Антонио Поссевино советовал папе Григорию XIII пойти навстречу русскому князю и называть его царем, несмотря на то что он сам присвоил себе этот титул, «принимая во внимание обширность владений этого государя и надежду приобщить его к лучшему: ведь перо от лишних взмахов не сотрется»[126]. Крымские ханы продолжали считать себя единственными и верховными наследниками Золотой Орды и в переписке с великим князем всегда титуловали себя «великой орды великий царь». Впрочем, великий князь не возражал против этого и не пытался настаивать на статусе царя в своих контактах с Крымским ханством. Когда московские великие князья и крымские ханы не воевали друг с другом, они называли друг друга братьями и друзьями, не забывая, впрочем, о религиозном водоразделе: «Многого христианства государю, брату», как писал крымский хан Ивану IV в 1580 году[127].

Пока Крым представлял собой серьезную военную угрозу, московские властители ставили вопрос о своем статусе лишь время от времени и осторожно. Картина была совершенно иной, когда речь шла о ногайцах, которые к середине XVI века были зависимы от Москвы. Титулатура и тон ногайских писем тоже изменились. Ногайские правители, проинструктированные московскими послами, возвеличивали великого князя в письмах, которые они отправляли в Москву. В письме, отправленном ногайцами Ивану IV в 1548 году, к наименованию «всево христьянства государю» они добавили титул «белый царь», который дотоле в мире степной дипломатии был уделом только наследников Золотой Орды[128].

Конечно, лишь Чингизиды могли считаться законными правителями Орды. Многие претенденты, несмотря на свою военную и политическую мощь, так и не добились признания, не сумев доказать своего происхождения от Чингисхана. Таким образом, когда промосковски настроенный ногайский мурза Белек-Булат писал Ивану: «В той земле он сказывается Чингисовым прямым сыном и прямым царем государем называется. А в сей земле яз де Идигеевым сыном зовуся [А в этой стране я зовусь сыном Едигеевым]», он стремился поддержать претензии Ивана и вместе с тем укрепить собственное положение. Затем он осыпал Ивана другими звучными титулами, которые, впрочем, порой противоречили друг другу: «Чингисову сыну Белому князю православному государю»[129]. Двадцатью годами позже ногайский бий Урус в одной и той же фразе назвал Ивана «всего христианства государю, великому князю, белому царю»[130].

Поскольку подавляющее большинство ногайских писем сохранилось лишь в копиях русских переводов, можно выразить сомнение, действительно ли ногайцы записывали все эти титулы или же их вставили раболепные московские переводчики. Как бы то ни было, настойчивое желание Москвы присвоить самые различные титулы имело своей целью укрепить статус Московского государства и сделать его правителей более легитимными. Русский царь был превыше всего: наследник византийских императоров и ханов-Чингизидов, христианский повелитель Запада и «белый царь» Востока. Насколько важным для Москвы было наследие Золотой Орды, демонстрирует тот факт, что после завоевания Казани в 1552 году, Астрахани в 1556 году и Сибири в 1598 году в царской сокровищнице в Москве появились короны этих ханств[131]. Лишь в начале XVII века, после исчезновения Ногайской Орды и укрепления верховной власти Москвы в бывших золотоордынских владениях, претензии Москвы на ордынскую легитимность потеряли свою значимость.

2. Концепции степного фронтира и стратегия Москвы

Не хвались в поле едучи, хвались из поля.

Русская поговорка

Фронтир

К югу от Московии границ не было: провести их можно было бы лишь в том случае, если бы соседние народы сумели определиться и договориться, как поделить это пространство. Но среди кочевников не было представления о суверенитете над территорией, поэтому провести границу в степи было попросту невозможно. К тому же подобную границу было бы нелегко защищать от набегов кочевников. Поэтому на юге владения Москвы ограничивал невидимый рубеж, проходивший через казавшуюся бескрайней степь, известную как «дикое поле»: это название одновременно указывает на открытость степных просторов, их неподвластность и опасность.