Стереть из памяти

– Так заметно? – спросила соседка, помолчав. – И вправду, в тягость мне младшая дочь. Я уж, как могу, себя ругаю, да без толку все. Регинка уже взрослая совсем. Моя радость, помощница. А Катя… Все из-под палки у меня с ней. И родительские собрания, и оценки, и то, что мала еще совсем, одна обходиться не может. Последыш и есть последыш. Ни сил, ни радости не осталось. И от мужа уже не уйти. Кому я нужна с двумя детьми? А он как пил, так и пьет, окаянный.

Пил Батурин, конечно, не всегда. Между регулярными запоями, в которые он впадал примерно раз в два – два с половиной месяца, он всегда был трезв и гладко выбрит. Ходил на работу на инструментальный завод, всю получку исправно отдавал жене, и по дому, и по двору ходил тише воды ниже травы, ни в чем не перечил жене и обожал дочек.

Потом в один прекрасный день он приходил с работы сильно навеселе, принося с собой бутылку водки, обязательно початую и заткнутую почему-то газетой. Зычно материл жену, гонял за закуской дочерей, горланил песни, потом засыпал и выныривал из сна только для того, чтобы залить очередную порцию горячительного, которое ему приносилось по первому требованию, ибо иначе Батурин впадал в буйство, крушил в доме мебель и посуду, и, как говорила Ольга, сгоряча мог и зашибить.

В такие дни сидеть в гамаке между яблонями было некомфортно, к тому же Катька стыдилась пьяного отца, который мог появиться на крыльце в одних трусах – семейных и крайне несвежих – и нести какой-то пьяный бред, щедро перемежаемый матом.

Находясь внутри своих воспоминаний, яблоко Лика съела с семечками и хвостиком, потянулась, чтобы сорвать следующее.

Взгляд ее скользнул чуть в сторону, к кустам черной смородины у самого забора. Там что-то белело. Закончив операцию с яблоком, которое она тут же надкусила, Лика сделала шаг, второй и присела, разглядывая неожиданную находку. Не веря собственным глазам, она протянула руку, раздвинула давно не кошенную траву, взяла в руки предмет, оказавшийся… африканской маской.

Точно такую же она видела совсем недавно в доме доктора Ермолаева. Лика голову бы дала на отсечение, что сейчас держала в руке маску народа Lega. Вогнутое сердцевидное лицо со слегка выступающим лбом, узким носом и щелевидными глазами и приоткрытым ртом было щедро натерто каолином, то есть белой глиной. Это была небольшая маска, предназначенная для ношения на руке в качестве иерархического знака, фактически заменяющего документ. И уронить или просто оставить ее здесь мог только один человек – доктор Ермолаев.

Красные кеды… Маска… Все эти факты прочно увязывались в единую логическую цепочку, подтверждавшую, что именно Дмитрий Владимирович и есть тот самый человек, который прятался за воротами и ударил Лику по голове. Но зачем он маску-то оставил? В этих действиях не было никакого смысла. Ни малейшего.

– Луша, иди сюда, – услышала она голос Антона.

Голос был какой-то странный. Не выпуская свою находку из рук, она пошла к противоположной части забора, слева от входа, где в напряженной позе стоял Таланов и смотрел куда-то вниз. Тоже что-то нашел? Еще одна маска? Подойдя ближе, Лика увидела, на что именно он смотрит.

Женское тело в розовом купальнике лежало лицом вниз, как тогда, когда Лика видела его в прошлый раз – в ночном бассейне. Белокурые волосы, тогда распластанные, словно водоросли, по поверхности воды, теперь беспорядочно рассыпаны по разросшейся из-за отсутствия хозяйского пригляда траве. Неестественно вывернутые ноги и руки никак не могли принадлежать живому человеку. Лике пришлось вдохнуть-выдохнуть, еще раз и еще, прежде чем она поняла, что у забора бывшего участка Батуриных лежит резиновая кукла.

– Вот он, твой второй «труп», – с удовлетворением в голосе заявил Антон. – Теперь понятно, что тело в бассейне тебе не привиделось, просто из-за большого расстояния ты не поняла, что это секс-игрушка, приняла ее за человека. Я в первое мгновение, кстати, тоже так решил. Это кукла очень высокого качества.

– Но зачем? – Лика не высказала, а скорее простонала свой вопрос. – Зачем подкидывать куклу в бассейн? Для того чтобы я приняла ее за тело? Зачем быстро вытаскивать ее из воды, пока я бегаю за помощью?

– Чтобы выставить тебя эмоционально нестабильной и подорвать доверие к твоим показаниям, – серьезно ответил Таланов. – Наш убийца, спрятав тело Панфиловой, видимо, надеялся, что его не сразу найдут. Мальчишек, которые будут играть в прятки на заброшенной даче, он не взял в расчет. Это вряд ли кто-то вообще мог предвидеть. Если человек две ночи подряд сообщает о найденном трупе, который потом исчезает, то его начинают считать неадекватным. А, значит, все, что ты скажешь после этого, обязательно будет подвергнуто сомнению.

– Но твой Вадим уже понял, что я говорила правду. И женщина-следователь, которая протоколировала мои показания в морге сегодня ночью, тоже.