Стереть из памяти

– Похоже на отравление какими-то седативными препаратами. Точнее можно будет сказать только после токсикологического анализа. Нужно везти в больницу. Угрозы жизни нет, но насколько пострадали внутренние органы, я не могу сказать.

– Везите, – махнула рукой Снегова. – Документы его где? – спросила она, обращаясь к Лике.

– Вот, – та подошла к лежащей на столе борсетке, вытащила паспорт Викентия, покопалась, чтобы найти медицинский полис, протянула следователю. – Господи, надо же как-то его жене сообщить.

Викентия погрузили на носилки и унесли. Лика, Антон и Снегова остались в номере втроем.

– Я пойду посмотрю, что там со второй потерпевшей, – строго сказала следователь. – Но вы никуда не уходите. Вам придется проехать со мной в отделение, потому что у меня к вам слишком много вопросов. Вы ушли, оставив только что приехавшего любовника одного в номере, вас не было всю ночь, а наутро он найден отравленным. Может, пока я не ушла, вы скажете мне, не вы ли его отравили?

– Я его не травила, – ответила Лика, сцепив зубы. – Когда я уходила, он был жив-здоров и, приняв душ, собирался ужинать. Я не могла с ним остаться, потому что у нас с Антоном было одно дело.

– Точнее?

– Мы собирались проведать полковника Марлицкого. – Рассказывать про платок Анны она сейчас не собиралась, чтобы еще больше все не запутывать. – Я планировала вернуться, просто так получилось, что я осталась у Антона. Мария Олеговна, нужно проверить вот эту воду.

Она показала на полупустую бутылку на тумбочке.

– Почему именно ее?

Пришлось объяснять, что вчера утром, когда она уходила, бутылок оставалось три. Уборщице полагалось оставить еще две, а потому в номере их должно было оказаться пять. Однако тот, кто принес воду, почему-то забрал остававшиеся полными бутылки, хотя предыдущие дни так никто не делал.

– И что из этого следует? – озадаченно спросила Снегова.

– Никто не знал, что Викентий должен ко мне приехать, – пояснила Лика терпеливо. – Я и сама этого не знала. Мы, конечно, говорили о том, что он выкроит время, чтобы провести тут дня два, но когда конкретно это будет, я не знала. Он решил сделать мне сюрприз. Так что препарат, которым его накачали, предназначался не ему, а мне. Скорее всего, его растворили в воде, которую оставляют горничные для постояльцев. Надо спросить у Нины Полевой, кто вчера убирал номер. Скорее всего, окажется, что горничная принесла две бутылочки воды, как делает каждый день. На столике их стало пять. Тот, кто подсыпал лекарство, либо растворил его в имеющейся в номере воде, либо, что вероятнее, уже принес все готовое с собой. Преступник оставил только эти две бутылки, чтобы я гарантированно открыла именно отравленную воду. А чистую забрал.

Снегова снова вздохнула. Лика очередной раз увидела, что ужасно ее раздражает. Просто ужасно.

– Вы так уверенно говорите, словно сами все это проделали. Растворили лекарство, убрали чистую воду, чтобы у вашего любовника не было выбора.

– Я его не травила. Я ушла из номера вчера утром и вернулась за полчаса до того, как приехал Леонтьев. Вы же сами знаете, где я была и что делала. Я проснулась от стука в дверь и очень удивилась, увидев Викентия. И быстро снова ушла.

– Вы могли растворить лекарство, пока ваш гость был в душе, – не сдавалась следователь.

– Да, но я никуда не могла деть лишние бутылки. В номере их нет. А Ирина Благушина, которая работала вчера, подтвердит, что я выходила из номера с пустыми руками. Да и незачем мне было его травить.

– Разберемся, – пообещала Снегова.

Эльмиру Степановну уже тоже увезли в больницу. На месте происшествия работала оперативная группа, снимали отпечатки пальцев, опрашивали постояльцев и сотрудников отеля. Была разбужена после ночной смены и вызвана на работу Ирина. Заливаясь слезами, она рассказывала о том, как утром Эльмира Степановна сменила ее на посту. Вторая администратор, которая должна была выйти сегодня на сутки, рыдала на диване в холле, объясняя, что отлучилась с поста совсем ненадолго, поскольку Эльмира Степановна попросила ее съездить в аптеку за перцовым пластырем.

– Во время работы? – вскинулась Нина Полевая. – Это же строжайше запрещено.

– У нее спина болела, – размазывала слезы по щекам девочка, имени которой Лика не знала. – Сильно. Она охала и морщилась, а весь день рабочий был впереди. Она сказала, что ей всегда пластырь помогает, а если горничных просить, то они заняты, плюс они ж все без машины, а я за рулем. Меня и не было-то всего минут двадцать. Может, тридцать. Она определенный пластырь попросила, я его только в третьей по счету аптеке смогла купить.

– А со мной она нормально разговаривала. И ни слова про спину не сказала, – удивилась Ирина. – Я вообще никогда не слышала, чтобы она на спину жаловалась.