Стертый мальчик

Ее голос прозвучал неожиданно громко в опустевшей комнате. Все это для нее тоже было внове. В Арканзасе в большинстве городов не принято разговаривать о сексуальной ориентации, даже, как я подозревал, – нет, в особенности – в медицинских учреждениях. Мысль о том, что грех имеет биологическое начало, шокировала бы бо́льшую часть моей общины, хотя во многих церквях об этом уже догадывались – и начали раскладывать в фойе брошюры «Любви в действии». Брошюры эти никто не читал: многие проходили мимо пластиковых стоек и не удосуживались даже бросить взгляд.

Я поднял голову и увидел, что доктор Джулия стоит совсем рядом; ее лицо выражало подлинное беспокойство.

– Послушай, – начала она, – я знаю, что такое истязать себя. Я сама так делала.

– Я ничем таким не занимаюсь, – солгал я.

– Еще как занимаешься, – продолжала она, скрестив на груди руки. – В этом нет ничего страшного, если это временно. У меня самой были проблемы с весом, пока я не сделала операцию по уменьшению объема желудка. Я страдала от переедания. Но если бы дело было только в весе, можно было бы просто за ним следить. Дело ведь не в весе, правда?

Мне не хотелось отвечать на ее риторический вопрос, поэтому я промолчал.

– Нет, дело в сексуальной ориентации. Твоя мама волнуется, что это отразится на твоем будущем. Ты уже сейчас чахнешь на глазах. Представь, что с тобой будет, когда о твоей ориентации станет известно. Мне теперь важно понять: ты хочешь измениться? Я знаю множество людей, которые приняли себя такими, какие они есть, и зажили счастливой жизнью. Это трудно, но они справились. Да, о них сплетничают, у них шепчутся за спиной, их не берут на работу из-за личной неприязни, но они справляются. Ты хочешь так жить?

– Я хочу измениться, – сказал я. – Я устал от того, что чувствую.

– Есть еще один путь, – сказала доктор. – Можно переехать, например, в большой город.

– Я не хочу убегать. Я люблю свою семью.

Я чувствовал себя глупо, произнося эти слова. Они прозвучали как-то инфантильно, по-детски. Но я ничего не мог поделать, ведь это было правдой.

– Послушай, – сказала доктор Джулия, повернувшись к двери на скрипучем табурете, – я возьму у тебя кровь, чтобы проверить уровень тестостерона и количество лейкоцитов. Не думаю, что будут какие-то отклонения, но этого хочет твоя мама. Она хочет быть уверена, что сделала все что могла.

Доктор немного помолчала, пока я переваривал ее слова. Этим она хотела сказать: давай послушаемся для галочки, даже сделаем анализы, но из чистой формальности, и спустя пару недель выясним, что все в полном порядке и диагноз поставить невозможно.

– Я всегда буду тебе рада, если ты захочешь поговорить.

– Хорошо, – сказал я.

– Подожди здесь, я схожу за медсестрой.

Она вышла из кабинета.

Я выловил вибрирующий телефон из кармана джинсов, и под бедрами порвалась бумага. Это был Чарльз. Мы не общались уже больше недели. Я иногда заходил за вещами в комнату, но почти все свободное время просиживал в библиотеке до полуночи.

«Когда ты вернешься? Всё в порядке? – прочел я сообщение. – Куда ты исчез?»

Я тут же ответил ему, чтобы он не волновался, стараясь не задумываться над тем, что пишу.

«Я призрак, – написал я. – Все отлично».

Тем же утром, выйдя вместе с мамой на улицу уже с марлевой повязкой на локте, я согласился несколько дней погостить дома. Я понимал, что следующие недели, проведенные в ожидании, будут для мамы тяжелее, чем для меня.

– Сходим в кино, – предложила она. – С меня билеты.

Когда мы вышли из кинотеатра после очередной романтической комедии, снега все еще не было. Мне так хотелось, чтобы в эти последние недели зимы пошел снег. Я представлял, как мы вдвоем сваливаемся в сугроб и яростно машем руками, рисуя себе крылья – большие и широкие.

Понедельник, 14 июня 2004 года