Стервы

Увидев в зеркале отражение Веры Джонсон, Глория чуть глаз себе не выколола щеточкой, с помощью которой наносила тушь на ресницы.

— Мальчики спрашивают: сколько тебе еще времени нужно? — произнесла Вера, остановившись в дверях и уперев одну руку в бок.

— Не могла бы ты им передать, что мне нужно еще несколько минут? Я немного отстаю от графика. — Глории такая формулировка казалась достаточно ясной, чтобы Вера покинула комнату. Вместо этого девушка неторопливо вошла в комнатушку размером со шкаф — с таким видом, словно была здесь хозяйкой.

— Ничего им передавать не нужно. Это привилегия девушки — заставлять мужчину ждать.

Веки у нее были густо покрыты тенями в стиле Клеопатры и украшены длинными накладными ресницами, черными как вороново крыло. Медная змейка с глазами-рубинами обвивала тонкое плечо, удачно оттеняя бронзовый цвет сатинового платья и темную кожу. Вера была красавицей. Глории показалось, что в сравнении с Верой сама она похожа на уродливое бледненькое привидение.

— Не перестарайся с макияжем, — сказала ей Вера. — Такая кожа, как у тебя, отталкивает влагу.

Раньше они ни разу не беседовали, но для Глории было очевидным то, что Вера ее терпеть не может.

Да, Глории страшно нравилось, когда Джером смотрит на нее. Да, у нее мурашки бегали по коже, когда его пальцы летали над клавишами, создавая самую прекрасную музыку, какую она только слышала. Но Джером не был ее бойфрендом. Дома, на Астор-стрит, лежало в шкатулочке с драгоценностями ее обручальное кольцо. А уроки пения прошли совершенно невинно, разве что изредка Джером касался кончиками пальцев то ее плеча, то ребер, но волновали эти прикосновения только саму Глорию, для Джерома они ничего особенного не значили. Он чернокожий, она белая; он бедный, она богатая. Между ними и быть-то ничего не может. Так почему же Вера смотрит на нее так, будто Глория — женщина-вамп, которая собирается похитить ее брата?

Из украшенной бисером сумочки Вера вынула губную помаду кораллового цвета и мизинцем нанесла ее на свои пухлые губы.

— Надеюсь, ты не выйдешь на эстраду в этом? — Вера указала на прозрачную комбинацию из переливающегося шелка. — Хотя так, кажется, можно отвлечь слушателей, чтобы они не очень прислушивались к твоему голосу.

Вера явно не собиралась прятать свои коготки.

— Ха-ха, — ответила Глория. — Я как раз собиралась надеть платье, когда…

— Когда в комнату вломилось видение из твоих ночных кошмаров?

«Именно!» — подумала Глория. А эта девица не любит юлить. Ладно, Глория решила не обращать на нее внимания и открыла сумку с одеждой. Ей пришлось целых две недели придирчиво рыться в запасах лучших магазинов города, чтобы подобрать наряд, идеально подходящий для первого выступления в клубе. Она даже прогуляла экзамен по истории Европы, договариваясь с портным в китайском квартале о том, как это платье перешить. Платье было уникальным: ручная работа, только что из Парижа, насыщенного темно-зеленого цвета, усыпанное яркими изумрудными блестками. Глубокое овальное декольте открывало ключицы и широкую полосу белой кожи над грудью — ее Глория туго перебинтовала, сделав почти плоской. Довершали наряд зеленая бандана с огромным искусственным цветком, браслет на одной руке и двойная нитка жемчуга, извлеченная из маминой шкатулки с драгоценностями.

— Наверное, тебе это все в копеечку влетело, — проговорила Вера, ощупывая блестки. — Как это простой деревенской девчонке удается покупать себе такие прикиды?

— Я взаймы взяла, — солгала Глория, пытаясь унять дрожь в руках, пока она наносила на ресницы черную тушь. — У подруги.

— Но ведь ты совсем недавно сюда приехала! — Веру невозможно было сбить с толку. — Уж не знаю, каких ты себе «друзей» завела, только надеюсь, что моего брата ты одним из них не считаешь.

— Уж тебе-то прекрасно известно, что у нас с Джеромом… то есть с мистером Джонсоном чисто деловые взаимоотношения.

— И поэтому тебя так в жар бросило, стоило мне упомянуть его?

— Ты мне сообщить что-то хочешь? — спокойно, к своему собственному удивлению, спросила Глория. — Или просто пытаешься вести себя, как стерва?

— И то, и другое сразу, — ответила Вера, скупо улыбнувшись.

— За что ты меня так не любишь? — Глория не была идеалом, но окружающим она всегда нравилась.

— За брата. Я же вижу, как ты на него пялишься. Не вздумай выкинуть какую-нибудь глупость типа влюбиться в него. Или еще чего.

— Или еще… чего? — Глория почувствовала, как вспыхнули у нее щеки.

— Крошка, в случае чего тебе даже подумать будет тошно, чтобы иметь дело со мной.

В эту минуту к ним присоединился как раз тот, о ком они вели речь.

Джером казался воплощением непринужденности. Он нес два бокала шампанского, в уголке рта была зажата сигарета, на шее — свободно завязанный галстук-бабочка. Рубашка не застегнута и не заправлена в брюки, под ней виднелась облегающая тело белая нижняя сорочка. Глория затаила дыхание. А она-то считала, что все музыканты тощие!