Ещё когда мы были у Матушки с моим отцом, и она сказала об открытии лавры, я понял, что она предсказывает мне монашество. От этого возникло смущение и мне хотелось решить этот вопрос без посторонних. Я приехал, она усадила меня, сама села напротив и по-матерински начала слушать. Я сообщил ей: “Матушка, у меня есть девчонка, я с ней дружу уже пять лет. Благословите жениться!” Матушка покачала головой и говорит: “Тарасий, сейчас нельзя венчаться, сейчас пост идет, а после поста, после Пасхи – можно”. И она это с такой радостью сказала, что у меня от души отлегло. Ну, думаю, раз она благословила, значит, все – настроился я на женитьбу. Никому ничего не говорю, все держу в тайне, нужно же постом помолиться, попоститься построже, чтобы семья была крепкая, да и денег нужно заработать. Друзья посоветовали, что в Ивановской епархии много церквей восстанавливается, поэтому там можно устроиться поработать – реставрировать храмы. После Пасхи нас пригласили на работу, и на Светлой седмице мы с моим другом Игорем на мотоциклах, взяв палатку и всё необходимое, поехали в Иваново. А по дороге решили заехать к матушке Алипии. Наши родители дали Матушке передачу: продуктов, кагора, хлеба, грибов. А еще передали по десять рублей.
Доехали мы до Киева, едем по окружной дороге в районе Борщаговки, и тут я запутался – забыл, где поворот на Голосеево. “Это же надо? Ездил и запамятовал. Как попасть? Прям искушение какое-то” А тут ещё и милиция остановила и начали доказывать, что мы ехали на красный свет, хотя мы твёрдо помнили, что ехали на зелёный. Пришлось заплатить штраф – по десять рублей с каждого. А тогда за десятку можно было доехать до Москвы, потому что бензин был дешевый. А денег у меня было только в одну сторону – надеялся, что заработаю при храме. В душе, конечно, была скорбь, но мы решили: “Матушка Алипия помолится, и Господь все устроит”. Мы не хотели говорить старице, что заплатили штраф. Стыдно нам было с ней о таких мирских вещах говорить. Когда милиция отъехала, мы увидели, что стоим как раз на повороте в Голосеево – кто нас обобрал, тот нам и помог.
Когда мы приехали, мотоциклы оставили на улице, вошли в дом. Поскольку была Светлая седмица, Матушка отодвинула шторки, раздвинула мешочки, которыми была заложена вся келия, усадила нас у окошка. Мы разделись, потому что на нас были сапоги, штаны, фуфайки – сем одежек, чтоб не замерзнуть. Матушка давай подарки от нас принимать – то, что родители передали, да записочки с просьбами помолиться. Я своё, Игорь своё. Принимая от нас передачи, она повернулась спиной, перебирая пожертвования, как будто выискивая что-то, и всё говорила:
– Ох, обобрал, обобрал!
Вдруг, обернувшись, говорит:
– Я хочу вам дать по десятке каждому.
– Матушка, вы что?! Не нужно! – мы начали упорно отказываться.
– Цыц, я сказал! У вас дорога дальняя – вам ещё пригодится.
И, нахмурившись, она погрозила пальцем в сторону, откуда мы приехали:
– Ух, какой он! Он обобрал, а я вам дал.
Мы были поражены такой яркой прозорливостью Матушки. Потом она стала нас угощать. Мы рассказали, куда едем, зачем, хотя и понимали, что ей Господь и так всё открывает. Вдруг Матушка схватилась за голову и говорит:
– Ой, как вам тяжело придется, какие будут времена! Что вам придется пережить!
От этих слов стало как-то страшно, не по себе, а Игорь и прашивает:
– А что? Война, голод будет?
А Матушка, качая головой, говорит:
– И война будет, и голод. Ой, что вам придётся пережить! – и всё твердила – какие тяжелые будут времена!
Складывалось впечатление, что война и голод – это не самые большие бедствия, которые нас ожидают. Мне подумалось: “А что же может быть страшнее этого? Как и где можно будет спастись?”
И Матушка в ответ на эти мысли обратилась ко мне:
– А ты, когда будешь жить на хуторе, заводи всякую скотину – коз, коров, гусей, лошадей…, но только смотри, чтобы ничего не убивал.
Игорь смекнул:
– Матушка, а мне можно мясо кушать?
Я не понял ничего, а он сразу догадался, что матушка Алипия предсказывает мне монашество. Когда Матушка что-то говорила, я всегда улавливал духовный смысл ее слов, а тогда таким профаном оказался! Буквально всё понял, а ведь действительно – священнику и монаху убивать нельзя, да и зачем ему, если он мясо не ест.
– А тебе мясо кушать можно! – ответила она Игорю.
Собравшись уезжать, вышли на улицу. Матушка тоже ышла, чтобы провести нас. Она была такая радостная, довольная. Подходит к моему мотоциклу, смотрит на номера и спрашивает:
– Тарасий, а какой у тебя номер?
После того разговора в келии у меня было блаженное, возвышенное состояние, а тут я удивился: “Зачем она у меня акие обыденные вещи спрашивает?” Я не помнил своего номера, пошел, встал сзади мотоцикла и прочел его. И только отошёл, Матушка с улыбкой снова спрашивает:
– Тарасий, какой у тебя номер?
Я ей ответил. И так было трижды.