Стигал

– Поняли, – сказали односельчане, а значит, родственники-однотейповцы. – По нашим адатам надо помочь – организуем белхи.

Я даже такое не представлял. Не только мои односельчане, не только мои дальние родственники и однотейповцы, но и люди из соседних и дальних сел, мне совсем незнакомые, стали помогать. Кто своим трудом, кто деньгами, кто материалами, а кто-то даже два «камаза» кирпича доставил. Конечно, эта благодарность и сострадание людей близких, они понимают горечь моих потерь; хотя у кого их нет. Да более, как мне кажется, а кое-кто мне это сказал – это в память о моем младшем сыне…

Случились у меня и неожиданные подарки судьбы: здесь уже не первый год свою скотину пасут люди из Дагестана, а среди них один, оказывается, искусный печник, и он, узнав о такой коллективной взаимопомощи, вызвался сложить мне в доме кавказскую печь – камин. А вот еще неожиданность: за хребтом от нашего села уже обозначена погранзона. Пограничники строят для себя, а значит, и для нас дорогу и мосты. И вот как-то заглянул ко мне довольно молодой полковник – командир местного погранотряда. Я ему поведал о нашей традиции – белхи, а он говорит:

– А у нас в Сибирии тоже так принято – помочь всем миром. И мы вам поможем.

До моего дома дороги почти нет – так, одно направление. И вот полковник пригнал сюда специалиста и огромный бульдозер – за полдня они такую дорогу пробили, как асфальт. А потом, когда для утепления кровли надо было быстро поднять саман, пограничники с краном подсобили. Кстати, был и иной пример – это управитель нашего района прислал своих нукеров выяснить, чем я тут занимаюсь и имею ли на то основания? С документами у меня все в порядке. Впрочем, вряд ли они умели читать, а если умели, то поняли. Главное, больше не беспокоили. Так, очень быстро, буквально за три месяца, прямо к зиме, у меня появился небольшой дом, всего шесть на четыре квадратных метра – я его называл хибарой. А в принципе, все для жизни есть. Небольшие светлые сени. Тут же что-то вроде умывальника – прямо от родника по резиновому шлангу вода самотеком поступает, лишь краник открой. Хотя я для питья беру воду прямо из источника – мне кажется, что пока вода течет, а более стоит в восьмидесятиметром шланге, она портится. Еще в моей хибаре две комнаты – одна как зал, там все мое, главное – печь, самодельный стол, два стула и нары. Другая комнатенка совсем маленькая – вдруг гости какие, или Шовда приедет, она вовсе пустая. В общем, вопрос с жильем был решен. Жить вроде можно и нужно, но нелегко – электричества нет, газа нет, и это не беда, хуже, что здесь, даже в округе, связи нет. Приходилось мне хотя бы через день, как говорится, с гор спускаться, чтобы Шовде позвонить, а она постоянно: приезжай, тебя лечить надо. Надо было, очень надо, опухоль растет. Поэтому я поехал в Грозный.

Я представлял, как нелегко будет получить направление и квоту, а оказалось, очень быстро и четко; врачи предупреждают, что с этим шутить нельзя, и следовало давно все удалить. А еще они предупредили, что хотя «квота» – это гарантия государства на оплату моего лечения в онкоцентре Москвы, но это там лишь пропуск на вход, а платить, и немало, придется – в Москве онкобизнес. С деньгами у меня – туговато. И поэтому мы с Шовдой решили уповать на закон. Выстояли длиннющую очередь в регистратуру – более трех часов. Меня оформили и дали направления на сдачу анализов – их всего двенадцать, а потом врачебная комиссия примет решение. Здание огромное. Где и какая лаборотория и кабинет – непонятно, найти трудно. А найдешь – огромная очередь. Чтобы как-то схитрить, мы с Шовдой в разных местах занимаем очередь. Но и это не помогает, какие-то медсестры без очереди беспрестанно проводят «своих» людей (пациентов). Прием почти у всех врачей лишь до часу дня, так что в первый день мы сдали только один анализ. На второй день поехали с раннего утра, заняли очередь, но успели сдать всего лишь три самых простых анализа. При этом не только я, но и Шовда выбилась из сил. А я ее все время упрашивал – займись своими делами, учебой.

– Нет, – категорично говорила она. – Я должна быть рядом.

– Ты ведь не можешь столько времени терять.

– Ради отца могу… Теперь мы все знаем, процесс ускорим.

Ничуть. Нас даже не принимали. Здесь тоже очень много онкобольных из Чечни, и они все советуют: «Только через фирму. А иначе кранты…». Пошли мы в фирму. Это здесь же. Как бы все официально, но и тут, оказывается, очередь. Вот дела! А прейскурант цен на услуги в долларах. Можно платить в рублях, но курс здесь особый – понятно, что не в пользу пациента, точнее клиента. В общем, с помощью фирмы, но за очень большие деньги, я все за два дня сдал: результат плохой – опухоль злокачественная. Меня направили к врачу, сказав, что это лучший и почти единственный специалист, три года стажировался в США.