Войнаровского мутило от одной мысли об увиденном там — на записях с камер наблюдения, сделанных вавилонянами с помощью вавилонских форматов и вавилонской техники, документировавших — со всем вниманием к деталям — страдания Фонделины Крочесни. Абсолютно бессмысленные и бесцельные страдания. Пытки ради пыток. Он первый признавал, что жёсткие меры в ряде случаев абсолютно необходимы — но там, на записи, был не тот случай: вавилоняне даже не задавали вопросов.
Они
Сейчас он понимал, что мог сомневаться. Должен был сомневаться. Что Дравинэ — кимарра, чужак, не-человек — была права: не было никаких гарантий, что все записи не были подделаны и смонтированы. И что Ястрземский манипулировал, как и всегда, не оставив им выбора.
Либо поддержать его план. Дать марцианам, устроившим кровавую революцию в своей собственной стране, военную помощь. Сделать это мог только Сейм.
Либо отказаться. И подписать себе политический приговор, потому что правительство не оставит от их репутации камня на камне. Войнаровский почти мог представить себе, в какие слова это будет облечено.
- Слишком много раз. - проговорил он вслух и поднял глаза на остальных лидеров фракций. - Мы поддержим эту инициативу канцлера Ястрземского. На этот раз.
Ксешинский кивнул. На лице главы ФКП на мгновение проскользнуло… облегчение, подумал Войнаровский?
Возможно.
- И мы. - подала голос Нестеренко. Все они — даже Дравинэ — удивлённо обернулись к ней, но она продолжила: - «Возрождение и триумф» также проголосует за.
Возможно, там действительно была
И перечеркнула ради этой призрака всю позицию своей партии по марцианской войне.
- Я думаю, - проговорила Дравинэ, не сводя с Нестеренко глаз, - что у нас нет выбора. Как бы мы не сомневались.
- Привыкайте, коллега. - почти добродушно прокомментировала Конецлешская. Дравинэ косо зыркнула на неё.
- Но, тем не менее, - добавил Войнаровский, - это будет последний раз, когда мы идём на поводу у канцлера. Добровольческая партия поддержит его сейчас. Но в следующий раз мы потребуем уступок, прежде чем поддержать любую инициативу правительства.
И если Ястрземский не пожелает их давать, подумал он, тем хуже для него. Особенно перед голосованием по следующему пятилетнему бюджету.
- Значит, решено. - подытожил Ксешинский. - В таком случае, я предлагаю разойтись, уважаемые коллеги. На сегодня.
Войнаровский кивнул. Собеседники поднялись из кресел, пожав друг другу руки.
У них было много работы.
***
Адмирал Фальке кивнул, стоя перед развёрнутым в воздухе полотном твёрдого света. Платиново-белые отблески играли на львиной голове наплечника.
- Я не провёл с ней много времени, - ответил он, - и она несколько изменилась, но это она, госпожа президент. Это точно она.
- Это так. - проговорила Айша. Фальке и стоявшая рядом посол Харасава глянули на неё; она наклонила голову и шагнула ближе к застывшему изображению на экране. - Я говорила с ней. Я была рядом с ней. Это она.
Изображение на экране вновь ожило. Межзвёздная связь не была — не могла быть — мгновенной; пакету данных требовалось пройти через передатчики по пути к адресату, что вызывало аппаратные задержки. У дипломатической связи был один из наивысших приоритетов по пропускной способности и скорости — но даже с ним пакет шёл в Марцию — и обратно — почти двадцать секунд.
Это было очень большой скоростью.
- По всей видимости. - ответила посол Харасава . - Во всяком случае, мы не смогли найти ничего — ни регистрации, ни временного профиля, ни каких-либо уведомлений. Мы не получили ничего даже сейчас, госпожа президент. Ничего в открытом доступе.
- И неизвестно, почему Федерация решила продемонстрировать её нам. - добавил Фальке. - В качестве жеста доброй воли? Я не поднимал этот вопрос в разговоре с министром обороны; мы с госпожой послом хотели сначала уведомить вас.
Айша молчала. Жест доброй воли… Чего стоила эта добрая воля, когда Фон пытались убить? здесь, в Федерации? Вавилоняне?!
Когда их снова разделили?
Айша сглотнула. Моргнула, сдерживая слёзы. Не хватало только расплакаться во время сеанса межзвёздной связи. Но ей было сложно.
И она даже не могла злиться на неё. Как бы, в пылу злости и горечи, этого не хотелось.