Стих и проза в культуре Серебряного века

В 1895 г. в Петербурге вышла первая книга стихов и прозы начинающего автора Александра Добролюбова с необычным даже для тех лет названием «Natura Naturans. Natura Naturata», в 1900-м – его же «Собрание стихов», в 1905-м – третий и последний сборник разножанровых произведений поэта «Из Книги Невидимой». Таким образом, три основных сборника автора с удивительной хронологической точностью окружили дату пришествия в европейский мир нового века, который все ожидали с мистическим ужасом и с такими же мистическими надеждами.

Сложной и во многом загадочной судьбе – личной и творческой – этого полузабытого ныне замечательного русского поэта, которого нередко называют прямом предшественником русского символизма, посвящены многочисленные мемуарные свидетельства и обстоятельные статьи недавних лет – К. Азадовского, Е. Ивановой и А. Кобринского; наконец, появились и переиздания основных произведений поэта184.

Даже такой признанный знаток современной ему французской поэзии, как Брюсов, признавал, что лучше Добролюбова современную, «новейшую» поэзию Франции никто в России не знает185, а в первой книге была анонсирована соответствующая книга переводов (правда, так и не увидевшая света) – «образцы “новейшей” поэзии, в переводе Алек. Добролюбова и Владимира Гиппиуса»186.

Уже в самом начале ХХ в. Добролюбов становится одним из литературных вождей нового еретического направления в русском православии, одной из ветвей «народной веры», что свидетельствует о решительном повороте Добролюбова от одной национальной эстетической ориентации к другой.

Тем не менее нам кажется необходимым внести в эту формулу (от французского к русскому) некоторые уточнения, которые могут существенно ее скорректировать – по крайней мере, на уровне поэтики Добролюбова.

Это принципиально важно еще и потому, что его творчество по-настоящему не понимали даже те современники, которые с благоговением относились к его личности – в первую очередь символисты всех поколений (напомним, например, что Д. Мережковский называл его одним из двух истинных святых в мировой истории, наряду с Франциском Ассизским)187. Так, издатель и страстный пропагандист творчества Добролюбова В. Брюсов в заметке 1895 г., писал: «Эта поэзия ищет одного – новых выражений, оригинальных сочетаний слов, красивых и еще неслыханных созвучий»; «Произведения Добролюбова <…> результат работы ума, руководимого тонким вкусом» – характеристики, безусловно, лестные, но в то же время подчеркивающие определенную односторонность таланта Добролюбова. Соответственно, говоря о принципиальной рассудочности, холодности творчества поэта, Брюсов неоднократно сравнивает его с Готье188.

Явно недооценивает Брюсов и новаторскую стихотворную технику Добролюбова, утверждая при этом: «Русский язык для него не родной. Пишет народным размером… Рифма у него небогата…Чаще, чем, пожалуй, желал бы сам, пишет прозой и белыми стихами»189. Последнее замечание выглядит в устах Брюсова, первого в России теоретика свободного стиха, особенно странно – ведь именно Добролюбов выступает в русской поэзии нового времени первым автором значительной группы верлибров.

Пять лет спустя Брюсов, очевидно неудовлетворенный своей первой работой о Добролюбове, предпослал подготовленной им второй книге поэта – «Собранию стихов» (1900) – специальное предисловие, симптоматично названное «О русском стихосложении». В этой работе он демонстрирует куда более глубокое понимание добролюбовского поэтического новаторства, которое теперь заключается, по Брюсову, прежде всего, в принципиальном полиморфизме: в обращении к разным формам стиха, в том числе к редкой тогда в русской литературной поэзии тонике, в чередовании рифмованных и белых стихов, в обращении к свободному стиху, который «более всего напоминают вольные стихи (vers libres) Verhaeren’a, Viele-Griffin»190; в одновременной апелляции к изощренной современной стихотворной технике и народной стиховой традиции. При этом очень характерно, что Брюсов-издатель не включает в состав второй добролюбовской книги его прозаические миниатюры, считая, очевидно, что и у полиморфизма должны быть определенные границы191.

Добролюбов действительно, в отличие от большинства своих русских предшественников и современников, прекрасно знал именно современную французскую поэзию (в отличие от того же Брюсова, ориентировавшегося в большей степени на опыт французского символизма старших поколений) и, что самое главное, активно использовал это свое знание в собственном творчестве. В чем же конкретно проявлялась эта ориентация на новейшую французскую поэзию?