Стихея

Почему бы нет. Только занесу эту стопку в нашу комнату. – Она перелистывала страницы, и с ее губ слетел тяжелый вздох. – Тему мне дали, конечно, шикарную. Но я не смогла отказать профессору Чейзу. Он такой душка… – Тяжелый вздох перерос в мечтательное придыхание.

Мари вздрогнула.

– Не знала, что тебе нравится профессор Чейз… – Под ребрами закололо.

Айви и Уильям? Уильям и Айви?

Стоило представить их вместе, как становилось трудно дышать.

– Да, я разве не рассказывала? Когда мы расстались с Эллиотом, именно внимательное отношение профессора Чейза помогло залечить мои раны. Скажу по секрету, – Айви наклонилась к Мари, и она заметила на ее щеках нежный румянец, – в этом году он даже стал приглашать меня к себе в кабинет. Мы часто с ним разговариваем обо всем на свете! – Она хихикнула, как школьница. – Конечно, отношения между преподавателем и студенткой порицаются, но мне осталось чуть больше двух лет, и потом эта преграда исчезнет.

Мари замутило. Перед глазами пронеслась последняя встреча с Уильямом, его нежные прикосновения, заботливый взгляд… Оказывается, он был внимателен не только к ней.

– Так что за тема доклада? – проскрежетала Мари.

Во рту пересохло, а сердце подступило, казалось, к самому горлу. Почему ей так больно? Она ведь не влюблена в него, вовсе нет… Но сейчас ее словно резали на кусочки. Кто их потом склеит обратно?

Ну, коротко говоря, про то, как изменились психбольницы за последние два столетия. – Айви поморщилась. – Тема та еще, но мы же изучаем историю. – Она закатила глаза.

Положила наверх вторую книгу и стала листать ее. Это оказался сборник фотографий, сделанных когда-то в психбольницах. На них были запечатлены либо врачи, либо больные, либо те и другие вместе. Лаконичные надписи под фотографиями давали минимум информации.

– И правда, тема впечатляет. – Мари постаралась выбросить из сердца обиду, которой не могла найти причину, и сосредоточилась на фотографиях.

Смотри, а это приют в Германии для душевнобольных людей. Девятнадцатый век. – Айви ткнула пальцем в черно-белую фотографию мрачного двухэтажного дома с одинаковыми маленькими окнами, больше напоминающими бойницы.

Когда смотришь на старинные фотографии, охватывает странное чувство потери, – задумчиво произнесла Мари.

Айви продолжала листать альбом, и на страницах замелькали человеческие лица. Эти люди когда-то жили, любили, страдали, смеялись и плакали. А теперь от них остались лишь фотографии – и ни имен, ни фамилий, ни прозвищ…

Они в полном молчании разглядывали черно-белые снимки, пока Айви не перелистнула очередную страницу и они одновременно прильнули к ней, пораженно разглядывая.

– Ты видишь то же, что и я? – просипела Айви.

Мари прикоснулась дрожащими пальцами к фотографии и нервно сглотнула. Кислород словно исчез, грудь болезненно сжалась, а между лопатками щекоткой побежал холодный пот.

– Мне кажется, это совпадение. – Ее голос дрожал, выдавая неуверенность.

– Совпадение? – Айви уставилась на Мари. – Нет, подруга, это никакое на фиг не совпадение. И ты точно знаешь, что это такое!

Они смотрели друг на друга, и Мари не знала, что ответить.

Российская империя, 1913 год

Ветер рвал подол льняного платья и остужал кожу под лучами солнца. Люба придерживала одной рукой кокетливую шляпку, не доверяя синим лентам, а второй крепко вцепилась в поручень на борту корабля. Между ногами она зажала кожаный саквояж с потертыми боками – все ее вещи. А взглядом буравила приближающийся порт. Господи, еще немного, и она дома!

Полгода на чужбине дались ей тяжело. Германия приняла Любу не так радушно, как она надеялась. Ее беспрестанно преследовало чувство, что она что-то забыла, упустила, недоглядела… Но как Люба ни пыталась вспомнить, ее память напоминала болото, в котором чем больше дергаешься, тем сильнее оно тебя засасывает.

Но стоило кораблю «Ясный полдень» войти в Финский залив, как всякое беспокойство отступило и Люба задышала легче. Она дома. Работа выполнена. Все хорошо.

Если бы не одно «но»…