Стихея

В течение полугода Люба кропотливо записывала любую информацию, что смогла разузнать. Мобилизационная готовность железных дорог, расположение складов боеприпасов, амуниция немецкой армии, местонахождение оборонительных сооружений…

– Николай Петрович, за мной слежка от самого Берлина, – тихо призналась она, уже не надеясь вернуть внимание начальства.

Но Николай Петрович тут же встрепенулся и впился взглядом в Любу:

– Кто?

– Не знаю, какой-то неопрятный молодой человек. Он не подходит близко, но он был со мной на корабле, а до этого я столкнулась с ним в Берлинском порту. И сегодня он преследовал меня, но мне удалось оторваться.

– Это все очень-очень нехорошо. – Николай Петрович задумчиво поскреб пальцем подбородок. – Я бы тебя спрятал, душенька, на время в деревню, но мне надо, чтобы завтра ты была на балу у графини Метляевой. Все переживал, что ты не успеешь…

– У графини?

Люба на мгновение задержала дыхание, сердце ухнуло вниз. Снова работа.

– Надо, чтобы ты вошла к ней в доверие, – бормотал Резников скорее сам себе, чем Любе. – Но ничего, я приставлю к тебе охрану, а сегодня сам тебя провожу. Мы со всеми бедами справимся, и с твоим преследователем разберемся. – Он отложил отчет в сторону и погладил Любу по плечу. – Все будет хорошо.

Но почему-то ей в это не верилось.

Российская империя, 1913 год

В салоне графини Метляевой было душно, шумно и утомительно. Грампластинки сменяли одна другую, и бальная зала наполнялась то звуками кадрили, то польки, то вальса. Мимо Любы сновали женщины в искрящихся платьях, а мужчины прели в пиджаках. Кто-то даже, наплевав на моду, пришел в сюртуке, но публика у графини собралась столь разношерстная, что Люба терялась.

Она старалась не думать, что персиковое платье, которое выделило ей начальство, было намного беднее нарядов остальных дам. А на фоне расшитого золотом платья самой графини Люба и вовсе напоминала служанку.

Она раздраженно отпила белое вино и встала с дивана. Как Резников хочет, чтобы Люба завоевала доверие Метляевой, одному Богу известно. Тщеславная графиня даже не посмотрит в сторону такой замухрышки, как она.

Люба поставила недопитый бокал на поднос точно приклеенного к стене официанта и вышла в сад через террасу. Снаружи было безлюдно, потому что недружелюбный ветер трепал одежду и прически дам. Уличные фонари одиноко светили, а вечернее небо съедало последние лучи солнца.