Ночи. Дни. Появление нового. Чувств отмирание.
Разве топчем мы то, что уже под ногами, в пыли?
Я надеюсь, что сын мой когда-то наполнит чернилами
Перьевую ручку, приготовит бумагу, конверт.
И напишет: «Любимая! Дни без тебя – бескрылые.
Мир без красок, без звуков, уныл и сер.
Моё сердце разбужено. Я бесконечно ясен.
И меняю «я» на огромное «Ты».
И хочу постучаться к тебе. Приготовься, на трассе
Будет всё. И этот маршрут опасен.
И смертелен. Там камни. Шипы. И цветы».
***
Неяркий цвет. Как будто я бездомный.
Частично выключил и зрение, и слух
Вдоль мутной речки, медленной и томной,
Иду, околоколен, болен, глух.
За что умыт дождём и принят
В сегодня, несмотря на то, что сплю?
Зимы частицы где-то растворились
Там. В небе. В сердце. Время подошло к нулю.
И с снега окончательным уходом
Моя любовь на полпути к Земле
Решила умереть, всех напугав своим приходом,
И не коснувшись, канула в золе…
Апрельских дней холодные размахи,
Прохожих лицаи тоски оскал.
Мне надо петь, чтоб не сойти с ума от страха,
Что я тебя навеки потерял.
Сгорела, выгнила, как старая газета,
Вчерашних дней сверкающая ткань,
Клочками птицы гнёзда стелют – это
Обрывки слов. И яйца греет брань,
И слов высоких пламя
Небесными знамёнами плыло.
Вы помните меня? Моё признанье
В пучину мрачную кого-то погребло.
Иду всё тише. Пение всё громче.
И дворники, заслушавшись, сидят,
К стволам весенним-мачтам прислонившись,
Метлу царапают и воздух теребят.
Иду. Пою. Ребёнок просит хлеба.
Воды и хлеба. Только и всего.
И счастлив я. И прорастаю в небо!
И обнимаю. И кормлю его.
Есть в этом мире за пределом страсти
Великая и щедрая рука.
Она даёт так много, что отчасти
Не можем вынести – стары мехи пока.
И нужно выгореть и выболеть причину
Бесчувствия, холодной пустоты.
На минном поле душ хотя бы половину
Снарядов обезвредить, может, Ты
Поможешь мне и постоишь на страже
Тревожных дней? Прошу тебя, прошу!
И просто будешь. Вымою от сажи
Следы войны и снова напишу.
Я напишу слова, которые согреют,
Простые, словно хлеб, зерно, вода,
Жизнь девочкой бежит на склон, где сеют,
Где принимают в лоно навсегда.
***
Мы минуем кратчайший путь.
– Не дай Бог! Не дай Бог!
Посиди со мной, посиди, –
Скажем через огромный срок.
Скажем точно, когда нам любовь
Будет домом, как рыбе – вода.
И как воздух нужна, как кровь,
Окончательно. Навсегда.
Разлетаемся. Эти пути
Поведут нас когда-нибудь
И помогут друг друга найти,
А пока ты меня забудь.
Нужно многое пережить,
Исписаться до дыр, до слёз,
И, страдая, убить миражи,
Смехом стать совершенно всерьёз.
Нам пока бы окна помыть,
И увидеть земли лицо,
И хотя бы сиротство избыть!
И восходит Отец на крыльцо
В виде иволги, что весной
Так поёт,холодам вопреки:
– Сможешь так же? Тогда ты – мой.
Пролетишься со мной до реки?
Пролетишься? Споёшь, как я,
Несмотря на снег и метель?
Улыбнёшься всему? Муравья
Не спугнёшь? Будешь тих, как ель?
Ты взойди-взойди костерком
Радо-радостью над собой,
Двери настежь открой в твой дом,
Изойди, источись добротой.
Ни к чему тебе прятать взор,
В бесконечность ведут глаза,
Ты не думай, я хоть и Бог…
Украшение их – слеза.
Ни к чему тебе голову крыть
Чёрно-белым бумажным зонтом.
Ветра этого не избыть.
Ты войди в него сам. Потом.
Когда снимет приличие дождь,
Станет флагами на ветру
Вся одежда твоя. Ну… Ложь
То, что сказано про «умру»?
В детстве ты говорил со мной,
Был открыт и гол, как зерно.
Но теперь через ветер вой
Я готов тебя слушать… Давно
Я был рядом всегда. Везде
Ты ходил по моим стопам,
Не мечтай о сиротстве. Где
Не увидел меня ты? Дам
Весь мир тебе я, он твой.
Можешь близко к нему подойти,
Прикоснуться можешь, как к Той,
Что сейчас, видно, где-то в пути.
Можешь даже его обнять,
Но не можешь ты брать с собой
Ничего. Никого. Даже мать.
Не кривись и не жалуйся. Пой.
Выбор мал у тебя – ты сам
Предстаёшь перед всеми один,
И когда себя скормишь волкам,
Ты дотронешься до вершин.
До глубин. До самого дна.
Там, где светлые рыбы живут.
Вознесёшься к звезде по волнам
Через тёмное море, как спрут.
И увидишь меня между всем,
И услышишь меня уже Там,
И поймёшь об отцовстве Здесь,
И построишь просторный храм.
Пролетишься со мной до реки?
Больно что ли? Да я в груди
Болью таю льды в родники.
Ты не бойся, сынок. Иди.
Мы минуем кратчайший путь.
– Не дай бог! Не дай Бог!
Посиди со мной. Посиди, –
Скажем через огромный срок…
***
Рыдают голуби на козырьке. На крыше.
Под лай собак. Освистанные всеми.
– Я слышу вас! – молчит им ворон выше.
– Мы с вами!– облака молчат.– Мы с теми,
Кто был богат когда-то, был любим,
Цвёл, мыслил вслух, играл и плодоносил,
Но всё отдал. И зёрна новых зим
Везём мы в недрах снов, и звуки новых вёсен.
Из облаков построить стену было бы смешно.
Летят они созвучно в ткани тесной
Сосудов неба – отзвука – одно.
А голуби рыдают в поднебесной.
Рыдают так, как будто насовсем.
Впервые, разом. Навсегда, навечно.
И рушится твердыня перед тем,
Кто их услышал. В жизни быстротечной
Как обнаружить вечное? Одно
Дыхание. Ты в нём летишь, как весть.
И бьёшься в чьё-то чистое окно.
И понимаешь – ты на месте. Здесь.
Под лай собак. Спелёнут и освистан
Выходишь жить. Выходишь умирать.
И каждый раз, как первый новый выстрел,
В руках у юноши качаешься опять.