Читаем Стихи 1984 – 2016 полностью

взглянув издалека, Свидетель говорит:

- Я вижу ясный свет - такой же, как в начале.


1996


11 (Проснешься ночью - рядом никого...)


Проснешься ночью - рядом никого.

И заорешь, и свет зажжешь в квартире,

и обойдешь ее, дрожащий и нагой -

но никого. Тогда, на счет четыре,


подскочишь к зеркалу. Там тоже никого.

Нет, кто-то есть, но далеко, как в тире

темнеет силуэт, а ты, сказав "огонь"

издалека, как из другого мира -


бабах! - и я в стекле, чудесно не разбитом,

взираю на себя, без малого убитый

(или убитый), легкий и пустой,


без биографии, в неведомом сегодня,

не нужный никому, ни для чего не годный,

и, стало быть, бессмертный - как и до.


1996


12 (Любимая, цо-цо!...)


Любимая, цо-цо!

В каких иных краях

ты говоришь "вот-вот", идя на запах крови,

какой сейчас козел с цветами на рогах

идет куда ведешь, не чувствуя дурного?


Зачем тебе козел. Приди назад и пей.

Ведь это не пустяк, - и нам, как паразитам,

живущим друг на друге, по себе

не будет врозь. Так грустно быть забытым


и видеть те же сны на тех же простынях,

про то как наконец - или в конце концов -

услышу звук ключа, услышу шум в сенях

и прыгну в темноту:

Любимая, цо-цо!


1996


13 (Молчание. Полет. Пустые облака...)


Молчание. Полет. Пустые облака.

Простые сны. Отсутствию сюжета

все проще выглядеть движением песка,

происходящим в результате ветра.


Трехчасовая ночь, когда дневной ландшафт

вдруг вносят в комнату и сразу же выносят,

и бледный свет, оставшийся лежать

на некоторое время, произносит:


- Стой где поставлен, но не продолжай.

Вопроса не было, но, в качестве ответа:

вживаясь в роль сверкучего ножа,

не помнишь разницы меж Богом и туалетом.


1996


14 (На пасху ты приснишься мне - нагая...)


На пасху ты приснишься мне - нагая

или одетая - но ты приснишься. Вся

не то чтоб прежняя, не то чтобы иная,

а лишь далекая, как журавлей косяк,


летящий жрать лягух в неведомых болотах

и лепетать сквозь сон на старом языке -

всегда умышленном - без времени и рода,

где все как было, и, без линий на руке,


с лицом, рисуемым за завтраком к обеду

и за обедом к ужину, опять

стирающимся к вечеру - не ведать,

что происходит, продолжая спать.


1996


15 (Война окончена. Войска отведены...)


Война окончена. Войска отведены,

но население, подавшись в партизаны

все целиком, простор чужой страны

уже освоило. Чужими голосами

(для конспирации) друг с другом говоря,

живет чужим манером и порою

глядит как родина - а там живет, борясь,

иное населенье. И герои

уже задумчивы - вернуться бы назад.

Но завтра сабантуй, а детям в школу скоро.

И лишь войска, волнуясь и глазам

не доверяя, нервно сушат порох.


1996


16 (С того света на тот продвигается некий герой...)


С того света на тот продвигается некий герой.

Он мужчина. Он женщина. Он существо без обличья.

Он один, его несколько. В зеркало глядя, порой

сомневаешься в том, что ты весь здесь присутствуешь лично.


Взять тебя и меня - помещенные в ветхий ландшафт,

открываем глаза в тот момент, когда цепь разрушений

превращает все в прах, и движение праха назад,

в никуда, ощущаем как время и как продвиженье


с того света на этот, не помня, что некая ночь

никогда не кончается, но, относя себя к праху,

мы пытаемся вслед, чтобы время не двигалось, но

как любое движение вспять - все кончается крахом,


или все же победой, поскольку мы все еще здесь,

предстоя другу друг на пространствах неведомой ночи

без мозгов, гениталий, но с алым бантом на хвосте

на том свете, на этом и на многочисленных прочих.


1996


17 (В обычном туловище столько скрыто тайн...)


В обычном туловище столько скрыто тайн.

Вот кровь поет, пока течет без цели,

приобретая вид горящего куста,

и Бог рычит в кусте - ну а на самом деле


никто не победит, поскольку нет войны,

и мы идем скучать, покуда не герои,

не обескровлены, не вознаграждены

в почти все тот же путь - но вроде и порою.


А кровь молчит и ждет, чтобы сказать, но вне,

что эпос сформирован, что раненья

и промелькнувший мир тем краше и страшней,

и тем былиннее, чем дольше путь в забвенье.


1996


18 (Онемелые руки текут сквозь горящую плоть...)


Онемелые руки текут сквозь горящую плоть,

но, идя друг сквозь друга, и, при наложении кадров,

наблюдая картину, в которой добро или зло,

и почти достоверную, вдруг ощущаешь отраду:


так примерный герой, выживая по фабуле - для

оживленья пейзажа и для ожиданья, что будет -

не сгорает в огне, его не принимает земля,

а вода покалечит, и вынесет прочь, и забудет.


1996


19 (В медленном небе всплывает звезда о семи хоботах...)


В медленном небе всплывает звезда о семи хоботах.

Расступается почва. Земля выцветает как старый рисунок.

Воздух больше не держит и птица, оставшись в руках,

улетает в себя, оставаясь в руках словно сумма


тела вместе с полетом, полета и крови. Маршрут

пролегает над гаснущей и исчезающей твердью

неизвестной земли, но наверно домой - в пустоту

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 шедевров русской лирики
100 шедевров русской лирики

«100 шедевров русской лирики» – это уникальный сборник, в котором представлены сто лучших стихотворений замечательных русских поэтов, объединенных вечной темой любви.Тут находятся знаменитые, а также талантливые, но малоизвестные образцы творчества Цветаевой, Блока, Гумилева, Брюсова, Волошина, Мережковского, Есенина, Некрасова, Лермонтова, Тютчева, Надсона, Пушкина и других выдающихся мастеров слова.Книга поможет читателю признаться в своих чувствах, воскресить в памяти былые светлые минуты, лицезреть многогранность переживаний человеческого сердца, понять разницу между женским и мужским восприятием любви, подарит вдохновение для написания собственных лирических творений.Сборник предназначен для влюбленных и романтиков всех возрастов.

Александр Александрович Блок , Александр Сергеевич Пушкин , Василий Андреевич Жуковский , Константин Константинович Случевский , Семен Яковлевич Надсон

Поэзия / Лирика / Стихи и поэзия