мокренькая щелка.
Вновь доводит до тоски
милая девчонка.
Ладна в профиль и в анфас,
долгие ресницы...
Пусть откроют третий глаз
тополя и птицы,
мне и с парой хорошо,
есть к тому же уши:
так спокойно и легко
мирный гомон слушать,
воркованье голубей
из-под самой крыши.
На последнем этаже
только небо... выше.
3 апр.
Нравится петь мне, как глухарю;
чувствую - счастлив я, если пою;
чувствую - легкие дышат вольней,
деревом чувствую с кроной ветвей.
Корни уходят в нездешнюю глушь;
я разжижаю кромешную сушь
в горле кровавым напитком богов,
пугалом огненным для дураков.
Омар Хайяма читаю в ночи,
суфиев древних хватаю ключи:
к новым замкам не подходят никак,
к замкам они, а случился бардак.
Веткой тараню стен керамзит;
ветка волнами, жалко хрустит;
корни вонзаются в крепкий бетон;
крепкий бетон наварил самогон.
Сам набадяжил, сам наварил,
сам же под Элвиса Пресли розлил;
Ну же, бетон-махаон-кондильяк,
с мушкою где твой хваленый коньяк?!
Нет, не нашел, по кладовкам ища;
как-то неловко под сенью плаща;
прочь все накидки, прочь капюшон!
Нашей улитке ползти на рожон.
Знает улитка, не смеет устать,
близко калитка, хоть не видать.
13 апр.
Отель Счастливый Окунь
А не было в небе ни облачка,
а было сподручней на корточках
глазеть на вазоны аллейные,
а были они сплошь лилейные.
Лишь изредка колокольчики,
двудольные перезвончики.
Лишь изредка звоны трамвайные,
а так, в основном, нецензурные.
Асфальт к полнолунию плавился,
косой завалялся - расслабился.
Листва феромонами осени
Дышала над теменем с проседью.
А посреди всего этого жила чумовая женщина,
но это между прочим и не в тему.
Дышала над теменью просинью,
одной неслучайною осенью.
14 апр.
Птица феникс
Ты помнишь, как стезя была легка,
как радовались солнцу облака?
И небу открывая два крыла,
ты легкою пушинкою плыла.
Сверкала в небе радужной свечой,
горела ярко, грела горячо.
От искр твоих воспламенялась мгла,
и все-то ты умела, все могла.
Лети, лети,
спадая угольками до земли,
гори до тла,
ты - птица Феникс.
Куда они умчались, эти дни?
Как листья падшие ветрами сметены.
Неужто в целом мире мы одни
не знали, чем укрыться от любви?
Спадают перья огненным дождем,
а верила, что лихо нипочем.
Но прах и пепел обратятся в трут,
и пламенные крылья отрастут.
Лети, лети,
спадая угольками до земли,
гори до тла,
ты - птица Феникс.
19 апр.
В моей квартире маленький жучок
живет и ходит в гости к паучку,
а паучок раскинул свой сачок,
не поздоровится неловкому жучку.
В моей квартире гомон голубей,
дыхание ветров под потолком
у вытяжки, что Золушки черней,
где мой жучок столкнется с паучком.
Апрель холодный, дали вновь тепло;
тепло и даже в окна не сквозит;
а где-то бьется дождик о стекло
и стен окоченевший керамзит.
В моей квартире маленький жучок
живет один, ничей, почти как я;
я все сачки повесил на крючок,
я сам не свой, да и квартира не моя.
22 апр.
в ритме вальса
Рыжее солнышко,
осталось с полмешка
зерен раздать и благодать
станет легка...
Рыжее солнышко,
видно до донышка -
нашей судьбы мольбы
не сосчитать...
Рыжее солнышко,
разве не помнишь как?
вплоть до последнего стежка
латает мать?
наших желаний плоть,
наших ласканий суть;
не обессудь, но я хочу
тебя вернуть...
Не проживу и дня
я без любви тебя.
Так ли уж грешен
этот грешный путь?!
Рыжее солнышко,
Рыжее солнышко,
острое ребрышко,
Рыжее солнышко.
21 апр.
Куда уехал цирк,
весь реквизит оставив?
Без дела пропадет
беcценный реквизит!
Приладив красный нос
и балахон подправив
под невысокий рост,
я вышел на помост.
Неловкие шаги
рождают бурю смеха
и эхом отдают
в далеких уголках.
В малиновых штанах
на заднице прореха,
и не заметишь рук
в широких рукавах.
Одна сжимает шар
оранжевого света,
другая - гироскоп
и сломанный компас.
Оркестр играет вальс,
и кружится при этом
земля у самых ног,
все обращая в фарс.
С сиреневым дымком
повисла сигарета
из приоткрытых губ
в окалине слюны.
Еще, еще лишь миг,
и запою куплеты
о том, как хорошо,
что он уехал, цирк.
26 апр.
Цветник под небом: розы, астры,
бегонии и маргаритки.
Свежо, но, вроде, неопасно
сидеть под пледом у калитки.
В предутреннем тумане воздух
пьянящей напоен росою;
пастух уже сжимает посох,
скотину гонит к водопою.
Все четче от оградки тени,
и ветерок бутоны будит;
и хорошо, отдавшись лени,
смотреть, как расцветают
люди.
28 апр.
Вот и не знаю, что писать...
Уста немеют: охи, ахи...
Когда-то нужно отвечать
за все безудержные взмахи.
За жесты правды и мольбы,
за неприкаянную жажду
однажды выкрасть у судьбы
любви невиданной пропажу.
Отвечу ль я? Каков вопрос!
А что мне делать остается?
Уже прилеплен красный нос,
уже и публика смеется.
Где храбрость? Нет ее. Но в час,
когда иного нет исхода,
мне остается верить в нас,
а все, что будет, - слава Бога.
28 апр.
Я - ресивер, ловлю волны.
Тех, кого пустили в мое безмолвие.
Тех, кого касалась и моя волна.
Очень даже сильные, иногда.
Иногда, как перышко, солнышка тепло.
Иногда, как изморось, острое стекло.
Возле сердца тают, могут уколоть.
Вот она какая - живая плоть.
Не поверишь, не столкнувшись.
А столкнешься - не поверишь.
Где-то приоткрыты двери,
вот и ветерки гуляют.
30 апр.
порою надо уставать
вот так садиться, сложа руки
и вдаль глядеть, да не от скуки
не от желания прозреть
но чтоб не умереть в разлуке
не обронить
не оборвать. ту нить