Стихи (3)

Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

Плывет в тоске необьяснимой

пчелиный ход сомнамбул, пьяниц,
в ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.

Плывет в тоске необьяснимой

певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.

Плывет во мгле замоскворецкой,

пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый Год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.

Плывет в глазах холодный вечер,

дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних,
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.

Твой Новый Год по темно-синей

волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

28 декабря 1961

Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.

УТОЧНЕНИЕ

Откуда ни возьмись как резкий взмах
Божественная высь в твоих словах
как отповедь, верней, как зов: «за мной!»
над нежностью моей, моей, земной.
Куда же мне? На звук! За речь. За взгляд.
За жизнь. За пальцы рук. За рай. За ад.
И, тень свою губя (не так ли?), хоть
за самого себя. Верней, за плоть.
За сдержанность, запал, всю боль — верней,
всю лестницу из шпал, стремянку дней
восставив — поднимусь! (Не тело — пуст!)
Как эхо, я коснусь и стоп, и уст.
Звучи же! Меж ветвей, в глуши, в лесу,
здесь, в памяти твоей, в любви, внизу
постичь — на самом дне! не по плечу:
нисходишь ли ко мне, иль я лечу.

1960е

Сочинения Иосифа Бродского. Пушкинский фонд. Санкт-Петербург, 1992.

«Сначала в бездну свалился стул…»

Сначала в бездну свалился стул,
потом — упала кровать,
потом — мой стол. Я его столкнул
сам. Не хочу скрывать.
Потом — учебник «Родная речь»,
фото, где вся моя семья.
Потом четыре стены и печь.
Остались пальто и я.
Прощай, дорогая. Сними кольцо,
выпиши вестник мод.
И можешь плюнуть тому в лицо,
кто место мое займет.

1966

Сочинения Иосифа Бродского. Пушкинский фонд. Санкт-Петербург, 1992.

«Предпоследний этаж…»