Эй, нальемте полней да споемте дружней,Нет на свете парней веселей и умнейЭтих славных ребят, что шумят у дверейКоролевского мединститута!Хор подхватывает: Королевского мединститута!Там стеклянные банки полны не водой:В них такое лежит — хоть от ужаса вой,Только знать это должен хирург молодойКоролевского мединститута!Хор: Королевского мединститута!Ты от свода стопы до височных костейПеречислить сумей сотни мелких частей,А не сдашь — так и знай, — будешь выгнан взашейИз любимого мединститута!Хор: Королевского мединститута!Должен ты разбираться в строенье желёз,И чем дышат глаза, и куда смотрит нос, —Чтобы робкий юнец до диплома доросКоролевского мединститута!Хор: Королевского мединститута!Нередко Дойл обращался к поэзии как форме дискуссионного высказывания в печати — после него осталось немало хлестких строк, связанных с животрепещущими событиями того времени. Следующее стихотворение — ответ Конан Дойла на язвительную филиппику критика Артура Гитермана, упрекавшего его в “неблагодарности” по отношению к первооткрывателям детективного жанра — Эдгару По и Габорио, а также к их героям — сыщикам Дюпену и Лекоку. Линколн Спрингфилд, приятель Конан Дойла, обратил его внимание на публикацию этой развернутой эпиграммы[2], и ответ создателя Шерлока Холмса, написанный тем же забавным и непривычным для английского уха дактилем, что и филиппика Гитермана, последовал незамедлительно.
Непонятливому критику [3]С этим смириться, наверное, следует:Глупость людская предела не ведает.Бедный мой критик! Меня он коритФразой надменной, что Холмс говорит:Будто Дюпен, мол, созданье Эдгарово,В сыске — приверженец метода старого.Или впервые ты слышишь, приятель,Что не тождествен созданью создатель?Тысячу раз похвалы вдохновенныеМистеру По расточал и Дюпену я,Ибо и впрямь мы с героем моимМногим обязаны этим двоим.Холмса же вечное высокомерие —Это уж вовсе иная материя.В книгах такое бывает порой:Автор серьезен — смеется герой.Уразумей же, уняв раздражение:Кукла моя — не мое отражение!