Стихи

Вот он - отлит на диво из гулкой бронзы, Шляпу снял, загляделся на день морозный. Вот в крылатом плаще, в гражданской одежде, Он стоит, кудрявый и смелый, как прежде. Только страшно вырос,- прикиньте, смерьте, Сколько весит на глаз такое бессмертье! Только страшно юн и страшно спокоен,Поглядите, правнуки,- точно такой он!

Так в последний раз они повстречались, Ничего не помня, ни о чем не печалясь. Так метель крылом своим безрассудным Осенила их во мгновенье чудном. Так метель обвенчала нежно и грозно Смертный прах старухи с бессмертной бронзой, Двух любовников страстных, отпылавших

розно, Что простились рано, а встретились поздно. 1954 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

СНЫ ВОЗВРАЩАЮТСЯ Сны возвращаются из странствий. Их сила только в постоянстве. В том, что они уже нам снились И с той поры не прояснились.

Из вечной ночи погребенных Выходит юноша-ребенок, Нет, с той поры не стал он старше, Но, как тогда, устал на марше.

Пятнадцать лет - не пять столетий. И кровь на воинском билете Еще не выцвела, не стерта,Лишь обветшала гимнастерка.

Он не тревожится, не шутит, О наших действиях не судит, Не проявляет к нам участья, Не предъявляет прав на счастье.

Он только помнит, смутно помнит Расположенье наших комнат, И стол, и пыль на книжных полках, И вечер в длинных кривотолках.

Он замечает временами Свое родство и сходство с нами. Свое сиротство он увидит, Когда на вольный воздух выйдет. 1956 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ИЕРОНИМ БОСХ Я завещаю правнукам записки, Где высказана будет без опаски Вся правда об Иерониме Босхе. Художник этот в давние года Не бедствовал, был весел, благодушен, Хотя и знал, что может быть повешен На площади, перед любой из башен, В знак приближенья Страшного суда.

Однажды Босх привел меня в харчевню. Едва мерцала толстая свеча в ней. Горластые гуляли палачи в ней, Бесстыжим похваляясь ремеслом. Босх подмигнул мне: "Мы явились, дескать, Не чаркой стукнуть, не служанку тискать, А на доске грунтованной на плоскость Всех расселить в засол или на слом".

Он сел в углу, прищурился и начал: Носы приплюснул, уши увеличил, Перекалечил каждого и скрючил, Их низость обозначил навсегда. А пир в харчевне был меж тем в разгаре. Мерзавцы, хохоча и балагуря, Не знали, что сулит им срам и горе Сей живописи Страшного суда.

Не догадалась дьяволова паства, Что честное, веселое искусство Карает воровство, казнит убийство. Так это дело было начато. Мы вышли из харчевни рано утром. Над городом, озлобленным и хитрым, Шли только тучи, согнанные ветром, И загибались медленно в ничто.

Проснулись торгаши, монахи, судьи. На улице калякали соседи. А чертенята спереди и сзади Вели себя меж них как Господа. Так, нагло раскорячась и не прячась, На смену людям вылезала нечисть И возвещала горькую им участь, Сулила близость Страшного суда.

Худ 366 ожник знал, что Страшный суд напишет, Пред общим разрушеньем не опешит, Он чувствовал, что время перепашет Все кладбища и пепелища все. Он вглядывался в шабаш беспримерный На черных рынках пошлости всемирной. Над Рейном, и над Темзой, и над Марной Он видел смерть во всей ее красе.

Я замечал в сочельник и на пасху, Как у картин Иеронима Босха Толпились люди, подходили близко И в страхе разбегались кто куда, Сбегались вновь, искали с ближним сходство, Кричали: "Прочь! Бесстыдство! Святотатство!" Во избежанье Страшного суда. 4 января 1957 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.