Стихи

Не получается у меня ни гласность, ни ускорение, ни перестройка. Одно лежание на диване хорошо получается.

Будьте здоровы.

Ваш Д. Самойлов

14.09.87. Пярну

1 Речь идет о публикации первых стихотворных подборок В. Корнилова после многолетнего запрета на его имя: Надежда // Знамя, 1986, № 11; Речи прямые нынче в чести // Огонек, 1987, № 17; Дорога // Новый мир, 1987, № 5; Польза впечатлений // Знамя, 1987, № 10.

127. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской 28 декабря 1987

Дорогая Лидия Корнеевна!

С Новым годом! Желаю Вам и Люше многократно здоровья, а остальное зависит от наших времен, которые зависят от сил таинственных и непредсказуемых. Нам повезет, если удастся осуществить свое дело, как мы его понимаем. Это единственная формула исторического счастья.

Наши редкие последние встречи были кратки и неудовлетворительны, ибо я долгое время находился в состоянии раздрызга и несобранности. В этом виде не хотелось представать перед Вами. Да и разговаривать было трудно. Я был способен лишь к поверхностному общению, которое не соответствует порядку нашего с Вами тридцатилетнего общения. Я был полон стыда и угрызениями совести.

Неожиданно в последнее время состояние мое переменилось. Тому, наверное, много причин, но одна из них — общение с «Доктором Живаго».

С осени я занимаюсь инсценировкой романа по заказу театра на Таганке. Работа оказалась трудной, т. к. надо было выстраивать драматургию, способом мозаики сводить в сцены отдельные эпизоды, исключать всякую отсебятину и по возможности сохранить тон, стиль, идеи «Живаго». Мне не хотелось делать «таганскую» композицию, а построить именно пьесу, которую можно играть, а не просто выкрикивать со сцены наиболее «острые» реплики, вырванные из текста. Кроме того, я хотел дать и «нобелевскую» историю в финале спектакля, который называется «Живаго и другие». Вот «других» было очень трудно вмонтировать в пьесу, не нарушая ее тона. Не знаю, насколько это удалось. Только вчера я закончил работу и откладывал письмо к Вам до этого момента. Пьеса (я назвал ее сценическим изложением романа) начинается словами Пастернака в Вашей стенографической записи, приведенной в журнале — записи, сделанной во время одного из чтений «Живаго». Я ввел в пьесу и самого Пастернака, как связующее звено между «Живаго» и «другими».

Не знаю, удался ли мой замысел, но пока я чувствую удовлетворение хотя бы оттого, что работа закончена и была для меня переходом от раздрызга к успокоению.

Ваше имя перестало быть под запретом. В нескольких интервью (пока, правда, не появившихся) меня расспрашивали о Вас интервьюеры. Сейчас вообще такая мода у беседчиков — обязательно вставить в беседу вопрос о ком-то из «запретных». Как в каждой моде, в этом есть что-то нарочитое.

Из «Литгазеты» мне позвонили с вопросом для новогодней анкеты о самом важном событии в русской литературе за этот год. Я ответил: присуждение Нобелевской премии Иосифу Бродскому. О нем меня тоже несколько раз спрашивали. Приятной неожиданностью было для меня, когда по радио услышал, что для его поэтического развития много дали стихи Норвида в моем переводе1. Теперь вспомнил, что он помнил наизусть «Траурный рапсод генералу Бему» и часто его повторял…

У нас здесь тихая и размеренная жизнь. Слякотная зима. Но это лучше, чем прошлогодние стужи.

Дети, слава богу, не болеют. Только Пашка лоботрясничает и хватает двойки. Московские новости доходят с опозданием и амортизируются расстоянием. Тянет читать журналы и газеты, хотя уже намечаются стереотипы либерализма. Да глаза быстро устают. Многое мне читает Галя.

Как Вы, Лидия Корнеевна? Как зрение? Что с дачей?

Недавно видел по телевизору очень убедительное выступление Вашего глазного хирурга — Федорова. Стоящий мужчина.

В Москве собираюсь быть во второй половине января. 18‑го у меня выступление в Пушкинском музее. Потом должны читать «Живаго» в театре.

Вам позвоню, как приеду. Хочется, очень хочется увидеть Вас.

Стихов в этом году было мало. Но несколько оконченных покажу Вам. Хотелось бы показать и инсценировку, но жалко Вашего времени и глаз.

Будьте здоровы.

Ваш Д.С.

28.12.87

1 Норвид (Norwid) Циприан Камиль (1821–1883), польский писатель, которого много переводил Д. Самойлов.

128. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову 8 января 1988

8/I 88

Дорогой Давид Самойлович.

Рада узнать, что Вам получше — на душе и физически. Неужели окончили «сценическое изложение» «Живаго»? Боже мой, если это Вам удалось, вот счастье-то! Замысел, судя по изложению в письме, интереснейший. Неужели «Пастернак и другие» тоже удалось?.. Я ведь теперь, благодаря чудодейственному хирургу, Федорову (могучий деятель!), почти зрячая и могу надеяться по блату, через Вас, прийти в театр и увидеть. Ну, а слышу я отлично, так что меня можно будет и далеко усадить, я все услышу.