Стихи

Тут у берега рябь небольшая.
Разноцветные листья гниют.
Полусмятая банка пивная
оживляет безжизненный пруд.

Утки-селезни в теплые страны

улетели. И юность прошла.
На заре постаренья туманной
ты свои вспоминаешь дела.

Стыдно. Впрочем, не так чтобы очень.

Пусто. Пасмурно. Поздно уже.
Мокнет тридцать девятая осень.
Где ж твой свет на восьмом этаже?

Вот итог. Вот изжога и сода.

Первой тещи припомни слова:
«Это жизнь!» Это жизнь. Так чего ты
ждешь, садовая ты голова?

Это жизнь. Это трезвость похмелья.

Самоварного золота дни.
Как неряшливо и неумело
ты стареешь в осенней тени.

Не кривись – это вечная тема,

поцелуя прощального чмок.
Это жизнь, дурачок, то есть время,
то есть, в сущности, смерть, дурачок.

Это жизнь твоя, как на ладони,

так пуста, так легка и грязна.
Не готова уже к обороне
и к труду равнодушна она.

И один лишь вопрос настоящий:

с чем сравнить нас – с опавшей листвой
или все-таки с уткой, летящей
в теплый край из юдоли родной?

1994

17

Осень настала. Холодно стало.
И в соответствии с этой листвой
екнуло сердце, сердце устало.
Нету свободы – но вот он, покой!

Вот он! Рукою подать и коснешься

древних туманов, травы и воды.
И охолонешь. И не шелохнешься.
И не поймешь, далеко ль до беды.

Осень ты осень, моя золотая!

Что бы такого сказать о тебе?
Клен облетает. Ворона летает.
Мокрый окурок висит на губе.

Как там в заметках фенолога? – птицы

в теплые страны, в берлогу медведь,
в Болдино Пушкин. И мне не сидится.
Все бы мне ныть, и бродить, и глядеть.

Так вот и скажем – в осеннем убранстве

очень красивы поля и леса!
Дачник садится в общественный транспорт
и уезжает. И стынет слеза.

Бродит грибник за дарами природы.

Акционерный гуляет колхоз.
Вот и настала плохая погода.
Сердце устало, и хлюпает нос.

Так и запишем – неброской красою

радует глаз Воскресенский район,
грязью густою, парчой золотою
и пустотой до скончанья времен.

Осень ты осень, пора листопада.

Как это там – терема, Хохлома…
Слабое сердце лепечет: «Не надо» —
«Надо, лапуля, подумай сама».

Вот уж летят перелетные птицы,

вот уж Гандлевский сажает чеснок.
Осень. Пора воротиться, проститься.
Плакать пора и сморкаться в платок.

Стелется дым. В среднерусских просторах

я под дождем и под ветром бреду.
Видно, прощаюсь с какой-то Матерой
или какого-то знаменья жду.

Слабое сердце зарапортовалось,

забастовало оно, завралось.
Вот и осталась мне самая малость.
Так уж сложилось, вот так повелось.

Что тут поделаешь – холодно стало.

Скворушка машет прощальным крылом.
Я ж ни о чем не жалею нимало.
Дело не в этом. И речь не о том.

Октябрь 1993

III СОЛНЦЕДАР

О. Хитруку и С. Кислякову