И... только что не говорит.
И — черт возьми! — не знаю сам,
Но я подпал под обаянье
Простого дерева. Глазам
Березки этой изваянье
Предстало, точно древний рок.
Так женственно сияло тело,
Так горестно она глядела,
И был в зрачке такой упрек,
Что я смутился и пойти
Решил не лугом, а деревней,
Как будто встретился в пути
С завороженною царевной.
Осень
Как звучат осенние прелюды
В струях ветра звонких, но больных...
Осенью березы, точно люди:
Запах человеческий у них,
Словно это женская усталость
Тонко пахнет нежной теплотой.
Ах, царевны! Что же с вами сталось?
Сыплетесь короной золотой.
Вы пленяли красотой неброской,
Что милей заморской красоты,
А теперь печалитесь, березки,
Как с венками ржавыми кресты.
Да и эти оголятся в розги,
И в лесу тебе приснится вдруг,
Будто бы зеленые березки
Улетели с птицами на юг...
Но на
Эта не расстанется со мной:
Жизни неуемное бессмертье
Дышит и в метелицу весной.
* * *
("Легко ли душу понять?..")
Легко ли душу понять?
В ней дымкой затянуты дали,
В ней пропастью кажется падь,
Обманывают детали.
Но среди многих примет
Одна проступает, как ноты:
Скажи мне, кто твой поэт,
И я скажу тебе — кто ты.
* * *
("Плохие поэты обычно фальшивы...")
Плохие поэты обычно фальшивы,
Ибо работают ради наживы.
Хорошие — искренни. Но они
Правдивы лишь в том, что сказали.
И только.
Здесь правды отпущено ровно вот столько.
Но о своем глубинном — ни-ни.
Когда же является истинный гений,
С души он срывает заветный покров,
Он весь перед миром
в огнях откровений,
Как хлынувшая из аорты кровь.
Словно айсберг...
Жизнь моя у всех перед глазами.
Ну, а много ль знаете о ней?
Только то, что выдержал экзамен
В сонмище классических теней?
Неужели только в том и счастье,
Чтобы бронзой числиться в саду?
Не хочу я участи блестящей,
Неподсуден пошлому суду.
Стоило ли раскаляться лавой,
Чтоб затем оледенеть в металл?
Что мне братская могила славы,
О которой с юности мечтал!
Нет, не по торжественным парадам,
Не в музее, датой дорожа,
Я хочу дышать с тобою рядом,
Человечья теплая душа.
Русский ли, норвежец или турок,
Горновой,
рыбачка
или ас,
Я войду, войду в твою культуру,
Это будет, будет —
а сейчас,
Словно айсберг в середине мая,
Проношу свою голубизну;
Над водой блестит одна седьмая,
А глыбун уходит в глубину.
Гуно — Лист
Кино — искусство массовое.
Оно ничего не требует.
Обзаведись у кассы
Билетом на синий трепет[7]
И, светом этим окрашенный,
Стул
обретя
во владенье,
Как под замочной скважиной
Смотри себе сновиденье.
Вот ты смеешься и плачешь,
Уходишь довольный. Но —
Ты здесь ничего не значишь:
Кино есть кино.
Герой от тебя независим.
Грэт это Грэт — и все.
Житейский твой реализм
Поправки не внесет.
Иное дело — поэзия.
Стихи — это, в сущности, ноты.
Тоска на них песню повесила,
Где паузы и длинноты,
Но ты их читаешь по-своему,
Варьируя в ритме и темпе,
С певучестями и воями
В своем прогоняя тембре.
Ты здесь почти композитор.
Но этого мало: ты
Средь авторских палитр
Несешь и свои мечты:
Вот пред нами герой.
Возьми хотя бы Грэт.
Автор тонкой игрой
Подсветил
этот женский портрет;
В огоньках блистает рука,
Горностаи стан охватили,
Она белокура, как...
Соседка твоя по квартире.
И хоть эта соседка, Настя,
Опустилась в житье-бытье,
Но большего
нет
счастья
Представлять
вместо Грэт —
ее,
Курносую (Грэт — антична),
Коренастую (Грэт — легка),
Упитанную на "отлично"
Белой свежестью
молока,
Волнительную так, что
Любой замшелый старик,
Лешак, повторяю, каждый,
Глядишь, бородищу остриг.
И, образом Насти согрет,
Ты полон
Это —
Которой не знал
автор.
Шепча поэмы в бессоннице,
Ты сам хрустально лучист;
Это как Бах — Бузони
Или Гуно — Лист!
Но если чихать на Гуно,
А стих тебе жмет,
как ботинок, —
Вот тебе, милый, полтинник,
Ступай, дорогой, в кино.
Молитва
Народ!
Возьми хоть строчку на память,
Ни к чему мне тосты да спичи,
Не прошу я меня обрамить:
Я хочу быть всегда при тебе.
Как спички.
Быстрее берез
Читатель растет быстрее берез.
Да как же ему не расти,
Если весь быт устремлен вперед,
И свинтус уже не в чести,
Уже неудобно чваниться тем,
Что я, мол, тово... от сохи.
Ушла, ушла кондовая темь,
Перебежала в стихи.
Но скоро и там жилплощадь ее
Растает от новых работ.
Читатель, отвергнув житье-бытье,
Быстрее берез растет.
Письмо уральских девушек
Девушки-штукатуры
(В руках у них "мастерки"),
Девушки штукатуры
Читают меня мастерски.
В краю лисицы каурой,
В краю заповедных лосих
Девушки-штукатуры
Стих мой берут на язык.
Звенят они голосом сочным,
Актрисам иным не чета.
Как я завидую строчкам,
Попавшим к ним на уста!
Девушки, их читая,
Словно целуют их...
Это в краю горностая,
В краю заповедных лосих.
И все мои книжные "звери",
Тоски моей горький плод,
Полные к ним доверья,
Прыгают сквозь переплет
Навстречу судьбе непочатой
В глубины таежных трасс,
Где штукатуры-девчата
Сдают за десятый класс.
* * *
("Он, много раз меняя жен...")
Он, много раз меняя жен,
Подобен был весне:
Он что ни год — молодожен,
Хоть старился, как все.