Стихи

Твоя душа познает свет и дали.

Ты бесконечность сердцем обретешь.

1982

* Владимир Балыбердин (1948–1994) – первый советский альпинист, взошедший на Эверест 4 мая 1982 года.

***

Все уже круг испытанных войной.

Все выше слава ратников Победы.

Немеркнущая память над страной

Хранит в себе и горечи и беды.

Год 45-ый… Майская теплынь…

И слезы счастья на лице солдата…

И радости прогоркшая полынь…

И, словно кровь, запекшаяся дата.

9 мая 1983

***

Опять в неведомые страны,

Душа, лети!

Пусть ждут тебя и боль, и раны,

Не отступи.

Не остудись, душа хмельная! —

Вперед и ввысь!

У времени рука стальная,

Не отступись.

Поэты знают: трудна дорога

Вперед и ввысь.

Поэты помнят: талант от Бога!

Не отступись!

1984

***

Мне снятся кони по ночам

Под шорох шин и лязг трамвайный.

И по асфальтовым плечам —

Копытный звон, как звон хрустальный.

И снится вместо черных труб,

Кадящих гарью и дымами,

Весельем пенящийся сруб,

Пропахший лесом и хлебами.

В нем вздохи желтых половиц,

Как женщин легкое раздумье.

И тень от елочных ресниц

На стенах, как вуаль колдуньи…

***

Как души мало объяснимы,

Так и костры в вечерней мгле.

И струи пламени, как нивы,

Качают песни на Земле.

Я эти песни сердцем слышу

В безмолвном трепете огня.

Парит душа все выше, выше

Над пеплом прожитого дня…

Я погружаюсь в размышленья,

Как солнце вечером в зарю!

И нежный аромат волненья

Стихам невольно подарю…

На смерть Л. И. Брежнева

Ушел тяжелобровый говорун.

Опричнина повластвует теперь.

Россия знала мало звонких струн,

Куда привычнее ей стон потерь.

Душа болит в предчувствии беды.

У КГБ – история черна.

Меч обнажен. Кровавые следы

Дай Бог, чтоб не увидела страна.

Не повторись, истории спираль…

Народ опять насторожил свой слух.

Проложена стальная магистраль.

Куда и кем? Ответит время вслух!

22 ноября 1982

***

Терзать себя и ревностью, и гневом

Достойно ли твоих и дум, и лет!

Дарила женщина свою любовь с напевом,

И в нем звучал прощания сонет.

Истаял звук. И молодое тело

Уже другому дарует напев.

К чему же так угрюмо и так смело

Ты осуждаешь легкокрылость дев?

Поэту ли изменою терзаться!

Ушла – одна, другая – ждет тебя.

Любовь всегда любовью будет зваться,

Пока в ней страсть как всполохи огня.

1987

***

Я как в тюрьме: тоска и боль разлуки,

Лишь изредка мелькнет твое лицо.

Коснутся лба изнеженные руки,

И снова – одиночества кольцо.

Я задыхаюсь от раздумий часто,

От ревности сгораю по ночам,

А ты наивно легкое участье

Ко мне несешь, как уголья к свечам.

К чему уют в ознобе ожиданья?

К чему слова, когда ответа нет?

Мне радости короткого свиданья

Все чаще дарят горечи сонет.

1987–88

***

Ты помнишь ночь, и бухту сонную,

И лунный блеск в морской волне,

Сухумский рейд, дорогу звездную,

Настойку грусти на вине?

Тогда ты стала мне завещана,

Как богом врезанная грусть.

И пусть навеки боль обещана,

Я от тебя не отрекусь.

Не знаю: ждет меня удача ли,

Иль топкий берег неудач?

Меня не раз разлуке сватали

С тоскою, под надрывный плач…

И все-таки иду без трепета

На перекресток наших встреч,

Чтоб страсть твою и влагу лепета

В ладонях и душе беречь.

***

Каждый вечер, лишь только сумерки

Прокрадутся к тебе на крышу,

Я с тоскою иду переулками

И надежду любви колышу.

Мне навстречу плывут прохожие,

Смех стучит рикошетом в окна.

И мне кажутся все хорошими,

И весь мир из улыбок соткан.

Ты мне чудишься как сияние

И в меня ароматом входишь…

Ах, девчонка, мое отчаянье,

Ты с ума меня, видно, сводишь…

Каждый вечер, лишь только сумерки

Растворят силуэты зданий,

Я иду к тебе переулками,

Чтоб крутить карусель свиданий.

***

Листья бьются, как птицы,

С лёту в рампу окна.

И пронзают их спицы

Нудно-злого дождя.

Ветер буйствует пьяно,

Рвет с деревьев наряд.

На рябине лишь рьяно

Гроздья ягод горят.

Среди мрака и стужи

Пламенеют они,

Чтоб деревья, как лужи,

Застыть не могли…

Все же скоро морозы

Сдуют пламя с рябин,

И от зимней угрозы

Черным станет рубин.

А земли километры

Снега занесут.

И свирепые ветры

Начнут самосуд.

***

Нева осенними ночами,

Как нефть, тягуча и черна.

И трется о гранит плечами

До дна продрогшая волна.

Мосты как горбуны застыли

И молятся воде в ночи.

И желтый блеск фонарной пыли —

Как блеск засаленной парчи.

Вдоль отсыревших парапетов

Столбы угрюмые стоят.

А в шашках каменных паркетов

Плафоны льдинками скользят.

1969

***

Ночь расколота костылями —

Инвалид беспризорный пьян.

Он давно не гулял полями,

Ему ближе сухой бурьян.

Его дом – подворотни и лестницы.

Его жизнь – тугая петля.

Ночь всегда ему – крик предвестницы,

Что тоскует о нем земля.

Его силы давно на пределе.

Гарь помоек – его тепло.

На сухом и скрюченном теле —

Горе ужасом проросло.

На безликом лице щетина.

Хриплый голос – как крик грача.

Днем он держит беду, как плотина,

Пьяно тело свое волоча.

Только ночью, когда устало

Стихнет город, как жизнь сама,

Инвалид костыли, как кресало,

Бьет о трубы его и дома.

Колет ночь, безразличье и горе,

Раздвигает души тиски,

Чтобы днем захлебнуться в море

Безысходности и тоски.

1969

***

Я сгорал от вина и простуды,

От любви же давно не сгорал.

Чувств веселых звенящие трубы