Уже бывшая замужемВ девятнадцать-двадцать,Неудачно,Будет теперь только себеСтараться,Будет себе батрачитьДашенька-журналистка.Мне она кажетсяДевочкой-переростком,Девочкой-гермафродитом,Кучно застывшим воскомПосле свечи. Поди тыЕй расскажи стишок.Подумает – не мужчина.А вот когда приходитВ клуб она на тусовку,Кажется всем, что можетБыть и любовь высокой,Как эта Даша. Нежной,Как её пальцы, вьющиесяУ стакана.Мало мне перекрестийВ мире и в человекеЛиний плавных и резких.А Даше хочется в пекло,Мало ей подноготнойБедной суровой ночи.За полночь Даша в «Скорой»Едет с дежурным. ХочетДаша писать про пьяных.Хочет смотреть им в лица.– Дашенька, просыпайся! —Снится ей в «Скорой» голос.Снится какой-то майскийВетер, и бывший, холост,Будит её на пару.Вот за кого бы замужВ платье и под гитару.Даша проснулась. «Да уж, —Думает, – ну и приснится же всякое».
Альберт и Альбертина
Альберт и АльбертинаПоклонялись разным богам,Зато аккурат к ногам.А ноги были в ботинках.Они расстались у входа,Порога и четверга,А солнце, как курага, —Жухло, мято, противно.Альберт писал на стенеПротяжные буквы «Ууу»,Но не посвящал никому,А всем говорил: «Садитесь».Альберт и АльбертинаОказались нужны четвергу.И проделав дыры в снегу,Они встретились на убийстве.– А помнишь, ты говорила,Мы Альберт и АльбертинаИ Бог написал, что мы —Две части одной кутерьмы?– Да, говорила, помню.С нами шептались корни,И райские птицы, и вишни в садах…Но нет, с именами – ты что, ерунда.Сейчас всё гораздо лучше,И муж у меня крутой,И я бы не стала слушатьБредни себя молодой.Они постояли молча.Альберт шевельнул плечом.Буква «Ууу» разрасталась тучейИ била его хвостом, как бичом.Альберт и АльбертинаМолча глядели вперёд,Где с человека слетает ботинокИ кровь в облаках плывёт.