Стихи

О, как свежа, благоговейна тишь

в святилище, где дышит тень оливы!

1919, Англия

---------------------------------------------------------------------------------------------

У камина

Ночь. И с тонким чешуйчатым шумом

зацветающие угольки

расправляют в камине угрюмом

огневые свои лепестки.

И гляжу я, виски зажимая,

в золотые глаза угольков,

я гляжу, изумленно внимая

голосам моих первых стихов.

Серафимом незримым согреты,

оживают слова, как цветы:

узнаю понемногу приметы

вдохновившей меня красоты;

воскрешаю я все, что, бывало,

хоть на миг умилило меня:

ствол сосны пламенеющий, алый

на закате июльского дня...

13 марта 1920

---------------------------------------------------------------------------------------------

x x x

Когда, мечтательно склонившись у дверей,

ночь придает очарованье

печалям жизненным, я чувствую острей

свое ненужное призванье.

Ненужное тебе, рабыня губ моих,

и от тебя его я скрою,

и скрою от друзей, нечистых и пустых,

полузавистливых порою.

Деревья вешние в мерцающих венцах,

улыбка нищего, тень дыма,

тень думы -- вижу все; в природе и в сердцах

мне ясно то, что вам незримо.

От счастья плачет ночь, и вся земля в цвету...

Благоговею, вспоминаю,

творю -- и этот свет на вашу слепоту

я никогда не променяю!

Кембридж, 12. 5. 20.

---------------------------------------------------------------------------------------------

x x x

В неволе я, в неволе я, в неволе!

На пыльном подоконнике моем

следы локтей. Передо мною дом

туманится. От несравненной боли

я изнемог... Над крышей, на спине

готического голого уродца,

как белый голубь, дремлет месяц... Мне

так грустно, мне так грустно... С кем бороться

-- не знаю. Боже. И кому помочь

-- не знаю тоже... Льется, льется ночь

(о, как ты, ласковая, одинока!);

два голоса несутся издалека;

туман луны стекает по стенам;

влюбленных двое обнялись в тумане...

Да, о таких рассказывают нам

шарманки выцветших воспоминаний

и шелестящие сердца старинных книг.

Влюбленные. В мой переулок узкий

они вошли. Мне кажется на миг,

что тихо говорят они по-русски.

Кембридж, 31. 5. 20.

---------------------------------------------------------------------------------------------

Так будет

С собакою седой, которая когда-то,

смеясь по-своему, глядела мне в глаза,

ты выйдешь ввечеру, и месяц, как слеза,

прольется на цветы последние заката.

Над книжкой, в полутьме блеснувшей белизной,

склони ты голову, склони воспоминанья,

прими, пойми стихи, задуманные мной

на дальней пристани в ночь звездную изгнанья.

Ты будешь тосковать, угадывая, чья

лепечущая тень печалила поэта.

Ты вспомнишь свежие и сладостные лета,

золотоствольный лес и встречи у ручья.

И улыбнешься ты загадочно, и сядешь

на мшистую скамью в лесу на склоне дня,

и светлой веткою черемухи погладишь

собаку старую, забывшую меня.

Кембридж, 11. 6. 20.

---------------------------------------------------------------------------------------------

Панихида

Сколько могил,

сколько могил,

ты -- жестока, Россия!

Родина, родина, мы с упованьем,

сирые, верные, греем последним дыханьем

ноги твои ледяные.

Хватит ли сил?

Хватит ли сил?

Ты давно ведь ослепла.

В сумрачной церкви поют и рыдают.

Нищие, сгорбясь у входа, тебя называют

облаком черного пепла.

Капает воск,

капает воск.

И на пальцах твердеет.

Стонет старик пред иконою смуглой.

Глухо молитву поют; звук тяжелый и круглый

катится, медлит, немеет...

Капает воск,

капает воск,

как слеза за слезою.

Плещет кадило пред мертвым, пред гробом.

Родина, родина! Ты исполинским сугробом

встала во мгле надо мною.

Мрак обступил,

мрак обступил...

Неужели возможно

верить еще? Да, мы верим, мы верим

и оскорбленной мечтою грядущее мерим...

Верим, но сердце -- тревожно.

Сколько могил,

сколько могил,

ты -- жестока, Россия!

Слышишь ли, видишь ли? Мы с упованьем,

сирые, верные, греем последним дыханьем

ноги твои ледяные...

1920>

---------------------------------------------------------------------------------------------

x x x

Как было бы легко, как песенно, как дружно

мои моленья бы неслись,

когда бы мы в саду, во храме ночи южной

с тобой нечаянно сошлись.

Свет лунный по кустам, как лоск на мокрых сливах,

там серебрится средь полян.

Бестрепетны цветы. В аллеях молчаливых

медвяный, бархатный туман.

И ветерок вдали рождается, и вскоре

вздыхает жимолость во сне.

За кипарисами угадываешь море.

Чу! Море молится луне.

Скользит оно, скользит, сокрытой страстью вея,

и слышишь, и не слышишь ты,

и смутный мотылек, жужжа и розовея,

считает смутные цветы.

9. 7. 21.

---------------------------------------------------------------------------------------------

x x x

От взгляда, лепета, улыбки

в душе глубокой иногда

свет загорается незыбкий,

восходит крупная звезда.

И жить не стыдно и не больно;

мгновенье учишься ценить,

и слова одного довольно,

чтоб все земное объяснить.

Груневальд, 31. 7. 21.

---------------------------------------------------------------------------------------------

Осенние листья

1

В переулке на скрипке играет слепой.

Здравствуй, осень!

Пляшут листья, летят золотою толпой.

Здравствуй, осень!

Медяки из окна покатились, звеня.

Славься, осень!

Ветер легкими листьями бросил в меня.

Славься, осень!

2

Стою я на крыльце. Напротив обитает

ценитель древностей; в окошке пастушок