Стихи и эссе

Я сижу в одном из кабаков
 на пятьдесят второй стрит
 неуверенный и трусливый,
 вспоминая утраченные надежды
 подлого десятилетия:
 волны гнева и страха
 циркулируют по темным
 и освещенным сторонам земли,
 завладев нашими частными жизнями;
 неприличный запах смерти
 оскорбляет ночь сентября.

 Ученые-эрудиты способные объяснить

 из-за чего обезумила культура,
 проследив цепь происшествий
 от Лютера до наших дней,
 обнаружат произошедшее в Линце,
 какой великий пример
 дает психопатический Бог:
 мне и любому известно
 чему всех школьников учат —
 тем, кому зло причинили,
 пусть зло совершат взамен.

 Сосланный Фукидид не скрыл

 ничего, что можно сообщить
 о Демократии,
 как поступают диктаторы,
 старческий вздор шепелявя
 близ безразличной могилы;
 анализируя все в своей книге,
 уничтожение просвещения,
 формирование привычной боли,
 неумелое руководство и печаль:
 ведал, что нам предстоит это снова.

 В этом нейтральном пространстве,

 где слепые небоскребы используют
 свою абсолютную
 высоту для объявления
 силы Коллективного Человека,
 каждый язык щебечет свое тщетное
 конкурентоспособное оправдание:
 но кто может жить очень долго
 в эйфористической мечте;
 из зеркала мира выглядывает
 рыло империализма
 и международная брехня.

 Тела вдоль барной стойки

 стерегут свой обычный день:
 они не должны выходить,
 пусть музыка вечно звучит,
 условно все согласились
 принимать этот форт
 за подобие дома;
 забудем о том, что все мы,
 как испугавшиеся приближения ночи
 дети в знакомом лесу,
 которые не были счастливы или послушны.

 Вонючую воинственную чушь

 несут очень важные персоны,
 которая более продумана, чем наше пожелание:
 написанное сумасшедшим Нижинским
 о Дягилеве
 является исповедью чистого сердца;
 заблуждение, вошедшее в кость
 каждого человека
 вопит, что невозможна
 всеобщая любовь,
 а лишь к одному и только.

 Из консервативной тьмы

 в нравственную действительность
 прибывают наивные провинциалы,
 повторяя свою утреннюю клятву:
 «Я буду верен своей жене,
 концентрируясь больше на своей работе.»
 И беспомощны правители осознать
 и остановить их обязательный ритуал.
 Кто в силах разбудить их сегодня?
 Кто в силах докричаться до глухого?
 Кто в силах говорить за него?

 Все, что я имею это голос,

 обнажающий скрытую ложь,
 романтичную ложь в мозгу
 чувственного мужчины с улицы"
 и ложь Власти,
 чьи здания щупают небо:
 государство — не вещь
 и никто не живет сам по себе;
 голод лишает выбора
 гражданина или полицию;
 мы должны возлюбить друг друга или умереть.

 Беззащитный к ночи

 наш мир окутан ложью;
 все же, пунктиром повсюду,
 веселые точки света
 вспыхивают так,
 словно обмениваясь сообщениями:
 возможно я, разожгу подобно им
 из эроса и пыли,
 осажденный таким же
 отрицанием и отчаянием,
 пламя в ответ.