Этим же стоическим духом пронизана "Великолепная пятерка", оденовская ода Носу, Ушам, Рукам, Глазам и Языку — пятирице человеческих чувств (five senses), хвалебная песнь, сочетающая глубочайшее разочарование современностью с метафизической надеждой. Вот как звучит первая строфа оды:
В этой символической картине, несомненно, чувствуются влияние английской поэзии абсурда, любимой Оденом с детства. Вспоминается замечательный Донг С Фонарем На Носу, блуждающий в "злоповедном" лесу, вспоминаются другие носатые герои Эдварда Лира — вплоть до того Старичка у канала, что "часто в канал свой нос окунал, и это его доконало".
Однако использованная Оденом традиция уходит еще глубже, к средневековому жанру диалогов, или "прений" — например, Души и Тела или Поэта и его Кошелька, — с присущей данному жанру амбивалентностью сакрального и комического. Это наследие всегда оставалось для Одена живым и актуальным[278]
.В 1939 году в возрасте тридцати двух лет Оден переехал в США. В 1972 году в таком же тридцатидвухлетнем возрасте (хотя и по совершенно другим причинам) перебрался в Новый Свет Иосиф Бродский. Вряд ли он мог не заметить, не отметить про себя этой "календарной рифмы": поэты суеверны.
В новой стране — новые песни. Первым стихотворением, написанным в Америке Оденом, была неоднозначная в своих оценках элегия "На смерть У. Б. Йейтса". Однако концовка элегии написана не только в ритме, но и в духе стихотворения-завещания Йейтса "В тени Бен Балбена".
С этого момента, как бы вопреки собственной воле, Оден все больше попадает под влияние интонации Йейтса[280]
. Это особенно заметно уже в стихотворении "1 сентября 1939 года". Волны злобы и страха, плывущие над землей; Европа, сходящая с ума; люди как заблудившиеся дети, боящиеся темноты; воинственная чепуха политиков; мир, погрязший в глупости и в темноте — все это отзвуки и вариации "Второго пришествия" Йейтса: