32.
Ах, быть бы мне деревом –
Век простоять,
И чтоб кто-то в итоге
Оставил лишь пень
От меня.
Быть бы мне деревом –
Весной расцветать,
Увядать в ноябре.
Быть бы мне деревом –
На стулья, лопаты, оконные рамы,
Столы и шкафы, на ещё одни стулья
Пойти.
Это хоть что-то, не то что сейчас -
Не стою на ногах, сразу падаю,
Ни расцвёл, ни увял – никакой,
И после меня
Пользы, в сущности, нет.
33
Когда передёрнет от холода
Сказанных мною слов
И виды любимого города,
Родимый дарившего кров,
Вдруг станут пусты,
Безразличны до страха безумного,
А догорающие мосты
Не заставят шевельнуть и ухом.
Когда моя как бы искренность –
Лишь использованный мануал,
А "люблю", обращённое к близкому, –
Не любовь, а лишь ритуал.
Когда я решу своё сердце
Потрогать, а в клетке грудной
Не пылает и даже не теплится –
Лишь глухой перестук, перебой.
Когда и ничто уж не тронет –
Ни радость, ни грусть и невзгоды –
Я пойму, что стал вдруг свободен,
Но нужна ли такая свобода?
34. небольшой этюд*
I
Возвращаться домой я никак не желаю,
Не желаю вновь видеть всё это.
Мой город – полный антоним раю.
Мой город – зыбкая Лета.
Я там не был давно, но стоит лишь вспомнить,
Прокрутить в голове те пейзажи,
Снова вижу, что город мой стонет
Истошно, хрипло, протяжно.
Ветер там, видно, всё проклинает,
Свистит так натужно и злостно
Изнурённым визгливым собачьим лаем
И норовит в лицо что-то бросить.
Мой город – могила открытых просторов.
Мой город – морочный омут.
Мой город – холодный зигзаг коридоров.
Мой город – лишь пасквиль на город.
II
На пару дней я всё ж вернулся –
Как жаль, не удивлён совсем.
Всё так же больно, так же пусто,
Мой дух возвышенный осел.
Здесь всё грустно́ и даже двери
Скрипом интонируют печаль.
На моей в здесь счастье вере
Наложена прощальная печать.
35
Я, видно, очень устал. Не держат ноги.
На пороге – тревога,
подождав немного,
подошла. Я дрогнул –
и внутренности мои – на открытой дороге.
36
Ждал сидел я у окна
Салтыкова-Щедрина.
Я взглянул на небеса –
Ре́дки се́ды волоса
Вдруг посви́нчили с небес.
Бес ли это? Нет, не бес!
Салтыков-Щедрин упал
С неба в мир наш, в наш капкан.
И сказал я Щедрину,
Вдруг живому Щедрину:
«Михаил Евграфыч, дай
Знать мне в мире много тайн –
Где здесь свет, а где говно?..».
И сказал Щедрин: «Давно
Я не видел этих мест!».
И вдруг по́днял правый перст.
Указал на горсовет:
«То – говно! Никак не свет!».
И пропал наш горсовет,
Будто не было и нет.
После тыкнул пальцем в лес:
«Лес – говно» и лес исчез.
После палец полетел
На всё кругом. И тел, и дел
Много в никуда исчезло,
Просто взяло и исчезло.
Наконец и на меня
Указал. С радаров я
Тоже сгинул и пропал,
А Щедрин плясал канкан:
«Всё – говно! Лишь я один –
Салтыков- и Свет-Щедрин!».
Но, от гордости пьянея,
Он случайно указал
На себя. И тут, немея,
Также без вести пропал.
Так прошла под небом сим
Встреча с Буддой-Щедриным.
37
Моё северное лето,
Моя высохшая Лета,
Что стремительной кометой
Прорывала небеса.
Ждёт и свищет она где-то,
И меня зовёт к обеду –
Моя взращенная дельта
Затуманилась в глазах.
38
Будет весело и страшно
Будет радостно и больно
Будет правильно и верно
В этом худшем из миров
Будет гадко и уныло
Будет странно и тоскливо
Будет ладно и неладно
В этом вешнем из миров
Будет холодно и тускло
Будет жарко и угрюмо
Будет гладко и нелепо
В этом злачном из миров
Будет высоко и пусто
Будет грозно и негромко
Будет тесно и нестройно
В этом чёрном из миров
Будет поздно, поздно, поздно
В этом раннем из миров.
39
Всё спит, и только я проснулся.
Меня тревожит не начавший свой полёт
День.
40
8 9 5 3 5
6 4 8 ѣ
2Х Ѣ
Б Л Ѣ
41. Тихий-тихий человек
Тихий-тихий человек.
Был когда-то небом.
Не имел чела и век.
<Как снежинка> белый.
И шагал он по просторам,
И летал по ветру.
Был он параллелен хору,
Параллелен метру,
Параллелен килограмму
И температуре.
Жизнь его была без рамы,
В голове теллурий.
Но от радостей своих
Подустав внезапно,
Он решил спуститься в них –
В мира других лапы.
Предвкушая приключенье
В том миру иных,
С превеликим наслажденьем
Вмиг в наш мир проник.
И когда увидел нас
Глаз его блаженный,
Обрывки нам привычных фраз
Шли в ухо постепенно,
Проникал в нос запах наш,
Ощущался вкус,
Улетучилась вся блажь
Прежних светлых чувств.
Первым делом почернел
Человек небесный.
В его груди от наших дел
До боли стало тесно.
И, теряя свои силы,
В ночь, пока мы дремлем,
Стойким тёплым летним ливнем
Он упал на землю.
Больше этот человек
Не <как снежинка> белый.
Появилась пара век.
Стал громким, как сирена.
И теперь он вместе с хором,
И теперь он в метре.
Позабыл свои просторы,
Стал противен ветру,
Стал противен сам себе –
Вот теперь он с нами!
Проклинает весь свой век
Грозными глазами.
42
Звук призрачный. Тело бездыханно.
И бес никак не хочет выходить.
Непринуждённо, тихо, как-то странно
Перегорела, перетёрлась нить.
Уплыл лениво твой последний рай,
Уплыли вешние счастливые деньки,
И только тошный соколиный грай…
лишь тошный соколиный грай…
Звук призрачный. Бездонно небо, лунно.