Читаем Стихи и песни (сборник) полностью

Стихи и песни (сборник)

Старый патефон

Ю. Хаютину

Для чего храню на антресоляхПатефон с затупленной иглоюИ пластинок довоенных пачку?Все равно я слушать их не буду.Все они, согласно этикеткам,Сделаны Апрелевским заводом.Тот завод давно уже закрылся,Но своим мне памятен названьем,Так же, как и Баковский, наверно.Я пытался как-то на досугеОживить его стальную душуИ крутил весьма усердно ручку,Чтобы завести его. Когда-тоЗаводили так автомобили.Но пружина, видимо, ослабла,А чинить никто и не берется.Впрочем, мне достаточно названийПесенок на выцветших конвертах, —Перечту – и снова зазвучали.Сорок пятый. Лето. Чернолучье —Пионерский лагерь возле ОмскаИ песчаный пляж на диком брегеИртыша. Не первая любовь,А, скорее, первая влюбленность.Мне двенадцать, ей – едва за десять,И зовут, конечно же, Татьяной.Поцелуи? Боже упаси! —Только разговоры или вздохи.Лето сорок пятого, а значитВ Ленинград мне скоро возвращаться,Ей же – в Белоруссию. И письмаШли шесть лет из Бреста в ЛенинградИ обратно. Каждый адресатУверял другого в вечной дружбе,Что с годами перейдет, быть может…Помню, классе, кажется, в девятом,Получил в письме я фотоснимок:На крыльце сидит она. КосаЗа плечо закинута, и грудьПроступает явственно под блузкой.Бешено заколотилось сердце,И во рту внезапно пересохло.Через пару лет она и вправдуПрикатила в Питер и учитьсяПоступила в УниверситетНа истфак. Вот тут бы и расцвестьВновь эпистолярному роману!Но ее тогда я познакомилСо своим приятелем случайно.Был я – первокурсник желторотый,Он уже заканчивал второйИ носил горняцкую фуражкуС узким козырьком а ля НахимовИ высокой бархатной тульею,Черного же бархата погоныС золоченым вензелем литымИ изящной синей окантовкой.Надевал он темные очкиИ, общественной согласно мерке,Приобрел мужской изрядный опыт,Так как регулярно посещал«Мраморный» – весьма известный залТанцевальный в Кировском ДК,Где происходили то и делоГромкие разборки из-за женщинМежду горняками (общежитьеНаше было рядом – Малый, сорок)И курсантами морских училищ,Чаще с преимуществом последних,В те поры ходивших с палашами,Мой же опыт равен был нулю.В этом месте можно ставить точку,Потому что старая пластинка,С хрипотцой утесовской лукавой,Мне некстати вдруг напоминает, —У меня есть сердце, а у сердца —Песня, а у этой песни – тайна.Тайна же – достойна умолчанья,Да и патефон ведь неисправен.

1997