А мы из мест, где жили деды,Где будут внуки жить опять,Летим делить чужие беды,Чужою жизнью доживать.В края, где газовую печь намУже готовят, может быть,Мы возвращаемся беспечно,Спасительную бросив нить.Но голос ночью мне раздастся,Вдруг пробуждая ото сна:«Я Бог твой. Я народ из рабстваОднажды вывел». Тишина.И в царстве холода и снега,Душою немощен и слаб,О вероятности побегаПодумает усталый раб.Постой и задержи дыханье,Мгновение останови,И смутное воспоминаньеВ твоей затеплится крови.И жизни собственной дорога,Разматываясь на лету,Забрезжит, как явленье Бога,И снова канет в темноту.1991
Иерусалим
Этот город, который известен из книгЧто велением Божьим когда-то возникНад пустыни морщинистой кожей,От момента творения бывший всегдаНа другие совсем не похож города, —И они на него не похожи.Этот город, стоящий две тысячи летУ подножия храма, которого нет,Над могилою этого храма,Уничтожен, и проклят, и снова воспет,Переживший и Ветхий и Новый завет,И отстраиваемый упрямо.Достоянье любого, и все же ничей,Он сияет в скрещенье закатных лучейБелизною библейской нетленной,Трех религий великих начало и цельВоплотивший сегодняшнюю модельРасширяющейся вселенной.Над Голгофой – крестов золоченая медь,На которую больно при солнце смотреть,А за ними встает из туманаНад разрушенным Котелем – скорбной стеной,Призывая молящихся к вере иной,Золотая гробница Омара.Этот порт у границы небесных морейНе поделят вовек ни араб, ни еврейМеж собою и христианином.И вникая в молитв непонятный язык,Понимаешь – Господь всемогущ и великВ многоличье своем триедином.1991
«Под утро просыпался я в ознобе…»
Александру Радовскому
Под утро просыпался я в ознобе.Белели стены в сумерках. Сквозило.За окнами маячило надгробьеБиблейского пророка Самуила.И постепенно вспоминая, где я,Балконную приоткрывал я дверцу,И чуждая мне ранее идеяСтучалась вдруг в поношенное сердце.Ход этих мыслей был мне неприятенМеж размышлений, ранее любимых.«Ты был на дне, – мне говорил приятель, —Изведай же и большие глубины».С ним осушив бутылку водки «Стопка»,Себя наутро чувствовал я скверно,Быть может, оттого, что выпил столько,Быть может, оттого, что жил неверно.Согретое дыханием пустыни,Седое небо становилось красным.Почто, Господь, покинув на чужбине,Ты жизнь мою истратил понапрасну?1991