Стихи и поэмы

«Ну, что ж, — воскликнул страж, — войди!
Невемо, что там впереди, —
Но вряд ли будешь рад…
Возьми, поешь; но много есть
Нельзя; окажем после честь, —
Коль явишься назад».

И хлеб, омоченный в вине,

Взял рыцарь Оуэн, вполне
Поняв сей вещий знак;
И помощи у Бога Сил,
Предвидя битву, попросил:
Он знал, кем будет Враг.

И вот он вратарю вослед

На монастырский двор грядет,
И зрит готовый гроб
И чернецов безмолвный ряд;
И зрит, как факелы горят, —
Но кто же тут усоп?

«Не много пилигримов тут, —

Изрек чернец, — и вспять идут
Не часто, Пилигрим;
Крепись, отмеченный судьбой:
Сей гроб, который пред тобой,
Содеется твоим.

Устройся в нем, а мы прочтем

Чин погребения потом;
Ложись! — надежды нет
На то, что в тамошних краях
Твой погребут как должно прах.
При жизни будь отпет!»

И рыцарь, гость суровых мест,

Оделся в саван, стиснул крест,
На миг потупил взор —
И лег, и поднял взор горе…
И зазвучал в монастыре
Заупокойный хор.

И рыцарь Оуэн бредет

Монаху вслед ко входу в Грот…
Он чуял вящий страх:
Какие ужасы скрывал
Зловещий тамошний провал —
Не смел сказать монах.

«Ну что ж, войди! — воскликнул страж: —

Храни тебя Создатель наш!
О, подле этой щели,
Бывало, прерывали путь:
В Святого Патрика шагнуть
Чистилище не смели!»

И рыцарь начал спуск во тьму,

И ощупью пришлось ему
Шагать в кромешный мрак;
И бросил он копье и меч,
И щит узорный скинул с плеч —
Посколь бесплотен Враг.

И скользкою была тропа,

И влагой хлюпала стопа,
И падала на лоб
За каплей капля: ими свод
Сочился… Рыцарь шел — и вот
Сотряс его озноб.

А склон все круче был под ним;

И шел с молитвой Пилигрим;
Стояла тишь вокруг;
Лишь мерно капала вода,
И эхо, множась иногда,
Будило в нем испуг.

И сколь он шел часов иль дней,

Невемо. Стало холодней.
Подземная капель
Умолкла. Под ногами плеск
Утих. И — словно зимний брезг
В земную влился щель.

На белый рыцарь вышел свет.

Снега… Конца и края нет…
И сколь свиреп мороз!..
Чернели ребра мерзлых скал,
А там и сям торос блистал,
Налегший на торос.

Да, здесь бы разом поостыл

Наинеистовейший пыл
В отважнейшей груди!
Такое всякого смутит!
Но горший и страшнейший вид
Явился впереди:

В ледовых глыбах не один

Паломник стыл, и паладин!
И, ускоряя шаг,
Стремился рыцарь мимо них, —
Во льдины вмерзших, но живых! —
Безмолвных бедолаг.

И некий непостижный глас

Раздался вкрадчиво тотчас;
«О смертный! — он изрек: —
Те, кто распяты в толще льда,
Тебе подобно шли сюда,
Злосчастный человек!»

«О смертный! Козней не кую, —

Но, жизнь жалеючи твою,
Хочу тебе помочь;
Покуда жив, покуда здрав,
Беги назад, беги стремглав,
Беги отселе прочь!»

«Я рек! И вновь даю совет:

Беги! От лютых здешних бед
Спасенья нет, увы;
Я трижды властен произнесть
Совет: беги, спасенья несть!
Не сносишь головы!»

«Беги! Но ты, похоже, глух…

Крепишь молитвою свой дух?
Усердно крестишь лоб?»
И с ближних скал взгремел обвал,
Ледовый оползень сбежал —
И рыцаря погрёб.

Раздроблен, мнилось, весь костяк!

Нельзя вздохнуть, нельзя никак!
Но, жив едва-едва,
Всё мыслил рыцарь: с нами Бог! —
И мысленно твердил, как мог,
Священные слова.

Когда обвал его настиг,

Он крикнул в предпоследний миг:
«О Боже, огради!..»
О, всякий цел средь бед и зол,
Кто с верой вящею глагол
Возносит из груди!

И рыцарь славный не погиб:

Тотчас ледовых груду глыб,
Как вихрем, сдуло вон.
И рыцарь встал: исчезла боль,
И время вновь идти — доколь
Достигнет цели он.

Не цели, но беды иной

Достиг он: пышет лютый зной,
Как пышет жар печей;
И сердце в ребра тяжко бьет,
И пот из каждой поры льет,
Что слезы из очей.

В пустыне белого песка

Пылала смольная река;
Ее кипящий вал
Катился в жуткие миры,
Вздымал горячие пары
И воздух раскалял.

А за рекой виднелся Рай —

Садов и рощ зеленый край,
Кошница всех плодов;
И мнилось рыцарю: плывет
К нему журчанье райских вод
Сквозь жар и грозный рев.

Помыслил рыцарь: как же он

Минует страшный Флегетон?
И бес, возникший въявь,
Премощно рыцаря швырнул
В смолу, в погибель, в рев и гул —
И крикнул: «Только вплавь!»

И плоть, и кость, и душу жгла

Сия бесовская смола —
Ох, упаси Господь…
И кровь, багровый кипяток,
По жилам устремляла ток
Сквозь огненную плоть.

Но и средь жидкого огня

Молился Оуэн: «Меня,
О Боже, сохрани!»
И прилетел Господень вздох,
Которым праведника Бог
Целит во всяки дни.

И выплыл рыцарь — здрав и цел,

И в райский ласковый предел
Сквозь арку дивных врат
Он беспрепятственно проник…
Сколь ангельский приветлив лик!
Сколь чуден лирный лад!

«Хвала тебе, и благодать!

О нет, по смерти восседать
Не будешь с нами врозь,
Коль, веруя средь бед и зол,
Святого Патрика прошел
Чистилище насквозь!»

И он, от счастья охмелев,

И внемля ангельский напев,
Устало канул в сон;
И, пробудясь у входа в Грот,
Как новый день земной встает
Опять увидел он.

Вестбери, 1798. [2]